- Я знал, что застану тебя здесь.
- Несложно угадать. Я тут часто бываю.
- За несколько лет ты могла изменить привычки.
- Не изменила, как видишь.
- Я вижу. Это твоя главная проблема.
Я заморгала.
- Что?
- Я скажу тебе кое-что, Мариетта.
Опять гадости? Я задрала голову, но не обернулась. Лучше смотреть в стекло, чем на него. Тогда не так обидно. И можно представить, будто говоришь с воображаемым Рыжим бесом.
- Давай, говори, раз уж начал.
- Знаешь, я ведь тоже не образец для подражания.
Сложно не согласиться!
- Но я признаю, что раньше… тогда, три года назад, был молод и глуп.
- Тоже мне, мудрый старичок нашелся.
- Не перебивай.
Нет, сегодня точно не мой день. Тоскливо как-то… Я обняла себя за плечи. Жалко, шаль осталась в комнате, странно, как я её забыла – ведь привыкла согреваться только шалью, безо всяких объятий.
Может и правда, кошку завести?
- Так вот, - он нахмурился, как будто сам забыл, о чем говорил. – Так вот, я был дураком. Прости.
Очень интересно.
- Но ты тоже была… и есть неправа, - раньше, чем я успела что-то сказать, он продолжил. – Ходила вечно, задрав нос. Я до сих пор не знаю, нравился ли тебе на самом деле. Ты никогда, ни малейшим словом, ни малейшим делом не выказывала ко мне симпатии. Воспринимала только как неизбежность, вроде овсянки, которую нужно есть по утрам. Я всегда был как приблудный щенок, который, конечно, ужасно мил, но его разве что полчасика можно потрепать по холке и отправиться по своим важным королевским делам. Я хоть что-то для тебя значил?
- А какая разница? – ледяным тоном ответила я.
- Я вижу, ты совсем не изменилась, - не очень радостно усмехнулся он. – Не можешь признать, что была неправа. Мариетта, сделай мне одолжение, признайся. Хоть разок.
- В чём?
- Я тебе нравился?
- Зачем тебе знать теперь?
- Раз спрашиваю, то нужно! – повысил он голос.
- Да! – крикнула я в стекло. – Да! Очень! Доволен?
Он наклонил голову.
- Теперь признайся, что была тогда неправа.
- Когда?
- Когда выставила меня прочь. За то, в чём я был не прав. Видишь, это очень просто?
Я сжала губы. С чего его потянуло на откровенности? Столько лет шатался не пойми где, успел жениться, между прочим, пока я тосковала, а сейчас пришел и требует вывернуть перед ним наизнанку душу?
С какой стати?
- Мариетта, дальше не произойдёт ничего хорошего, если ты не научишься говорить. Извиняться. Признаваться в своих чувствах. Никто не продержится рядом с ледышкой, как бы сильно её не любил. Признай свою неправоту.
- А что дальше? О каком ˮдальшеˮ речь?
- Пожалуйста, просто сделай это! Ты не понимаешь, но это нужно тебе! Тебе самой!
Он не отстанет, это я помню. Мы просто поссоримся и на этом разойдемся. Только теперь навсегда.
Наверное, так будет лучше. Он обидится, вернется к жене, потому что я не могу принять ничего от женатого мужчины, ничего из огрызков, которые он может мне предложить.
С другой стороны, вскоре мне предстоит стать женой кого-то другого – и уживаться с этим человеком. Даже если между нами не будет любви, возможно, будет понимание и участие, а это уже немало. А я, возможно, действительно не умею идти на компромисс. Лучше тренироваться заранее.
Даск ждал – я видела, как пристально он смотрит на меня в отражении, застыв и затаив дыхание. Наверное, так ждут вердикта на смертном суде.
- Я была неправа.
Он глубоко вздохнул и резко отвернулся.
- Нельзя было выгонять тебя, как приблудного бродяжку. Ты ничего мне не обещал. Ничего не должен был… не должен был хранить мне верность. Фрейлина была свободной, как и ты. Вы оба… ни в чем передо мной не виноваты. Я никогда не говорила никому, что к тебе неравнодушна, она просто не знала, иначе бы не стала с тобой связываться.
- Значит, ты ревновала?
Он поднял голову. Зачем же он улыбается? Не насмешливо, а очень умиротворенно?
- Да. Жутко. – Мой голос прозвучал пусто. – А теперь уходи, Даск.
Он молча смотрел на меня. Переглядываться через оконное стекло было странно, но одновременно как-то просто – я не могла дотронуться до него напрямую, а до отражения могла.
Но не стала. Это ничего не изменит.
- Я впервые вижу тебя живой. Настоящей. Наверное, тебе непросто пришлось – сирота, которая и при жизни родителей была никому не нужна. Мама часто просила нас с Лизи быть к тебе ласковей. Веселить тебя. Помогать тебе. Мы старались.
- Спасибо. У вас получалось.
Отражение в стекле задрожало, смазалось, из-за слёз, моментально скопившихся в глазах.
- За последние три дня я рыдала столько, сколько не рыдала за последние три года, - сказала я.
- Тогда плачь.
Наоборот, я сжала зубы и пообещала себе, что не буду. Лучше упьюсь пустырником до комы.
- Плачь, Мариетта, потому что это будут последние слёзы в твоей жизни. Обещаю тебе.
Размытое изображение не позволило разглядеть его лица. Быстро прикоснувшись к моим плечам и так же быстро убрав руки, Даск поклонился и ушёл, оставляя меня одну.
Его обещание вогнало меня в ступор, так что плакать я перестала. О чём он? Неужели что-то задумал?
И что же он может поделать с моими слезами? А! Наверное, поступил, как каждый мужчина при виде женских слёз – пробормотал первое утешение, которое в голову пришло, и ретировался бегством. Хотя в детстве, помнится, Даск меня утешал – и по голове гладил, и платочек протягивал, и таким умилительным голосом успокаивал, что хотелось плакать бесконечно, только бы он продолжал.
К сожалению, теперь меня успокаивать некому.
В комнате уже ждала радостная Колетт со стаканом отвара в руках. Вот уж кто не успокаивает, а только тормошит и требует быть сильной, смелой, во всём первой, как и подобает принцессе.
- Я должна тебе кое-что сказать, - лукаво стрельнула глазками она.
- А я тебе.
- Так вот, милая...
- Я хочу остаться одна, - перебила я. - Сейчас же.
- Но это очень важно! Послушай, я тут выяснила, что на самом деле кое-кто хитрит. Прямо как раньше. Не знаю, что уж он там задумал, но на самом деле…
- Молчи, Колетт! – возмутилась я. Слушать очередные сплетни было просто невозможно. – Ничего не хочу знать! Замолчи раз и навсегда!
Колетт тут же нахмурилась и воинственно поджала губы. Сейчас наговорит с три короба! Не дожидаясь отповеди, я крепко обняла её за плечи, прижимая к себе. Когда-то она была выше и прижимала мою голову к своему плечу, а сейчас роли поменялись.
- Пожалуйста, тётушка, - шептала я в её волосы. – Пожалуйста, не мучай меня больше. Просто дай мне побыть одной. Завтра… завтра я назову Имя – и всё закончится. Завтра вы продолжите делать мою жизнь хотя бы отдалённо счастливой. Благодарю тебя за всё, милая Колетт. И прошу – дай мне время до утра. Только мне.
Я отодвинулась, поцеловала её в лоб и отпустила.
Колетт вздохнула, но не сказала ни слова, просто развернулась и ушла. На этот раз её шаги звучали тяжело, грузно, как будто идти ей было невмоготу.
Завтра я вспомню, что она уже не молода. Что она отдала мне лучшие годы, не завела ни семьи, ни детей, а единственная сердечная склонность, которую она себе позволила – лорд Баскем, боится женщин, как огня, поэтому тоже не опасен. Не ответит взаимностью.