— Ну… гены… — протянула Нина, — разнообразие…
— Вот-вот, оно самое! И им это самое разнообразие нужно. Если в жёны взять девицу из наших, потомство будет сильным. А иначе — вырождаются они. Не могут только между собой в браки вступать.
— Но у них же там тоже есть люди, ты сама говорила!
— Есть, да только они их, так сказать, и за людей не считают. Я слышала, что эти люди — выродившиеся оборотни и есть. Вступали в браки только между собой, вот и лишились, мол, силы волшебной! Не знаю, так это или нет, да нам это и неважно. Неважно, как оно на самом деле, Нина. Главное, что они сами в это верят. И ещё там у них ритуал какой-то есть, не для всех, но для князя ихнего — непременно такой проводят. Подходит не всякая девица, а какая-то определённая. Вот меня по ритуалу-то и выбрали. А я не захотела за него выходить. Нашла способ, подсказали мне, ну и сбежала! Надеялась, что на этом всё закончится. Да вот… не закончилось. Боялась очень, что тебя украдут. Обошлось. А вот с Полиной… Не плачь, Нина, не плачь, дочка, — Фаина погладила жёсткой от огородных трудов рукой вздрагивающие плечи дочери.
— Не плачь… Знаю, виновата я. Думала убежать от судьбы, а она вон каким боком настигла… А может, сладится у них, а, Нин? Ну подумай: он мужчина красивый, князь опять же. Что Полина жить будет, как сыр в масле, в том можешь не сомневаться!
— А чего же ты не захотела, если и князь, и красивый?
— Характерами не сошлись, — Фаина спрятала лицо в платок, вытирая и правда выступившие слёзы. — Характер у него… непростой. А я тоже — не сладкая конфетка. А Полина — она помягче будет, так может, и сладится у них? Если ему не перечить, так он и… ничего.
— Мама, да что ты такое говоришь?! Не понимаю… это всё… какой-то бред… А если Поленьку маньяк какой-нибудь… в лесу… — Нина с трудом подавила рыдание.
— Никакой это не бред, дочка, и не было никакого маньяка… Ну, кроме князя… Вот, смотри, — бабушка подняла рукав и показала дочери запястье правой руки.
— И что я должна здесь увидеть? — устало спросила Нина, окончательно убеждаясь в том, что мать спятила.
— Родинка у меня здесь была, неужели не помнишь?
Глаза у Нины округлились, она помнила. Родинка была приметная, чёрная и прямо посередине. Идеально круглая, размером с небольшую монетку.
— А это не на другой руке? — спросила Нина растерянно.
— Не на другой! — Фаина подняла рукав и на левой руке. Родинки не было и в помине. Никакого следа.
— Ты что, удалила её, да?
— Ну и кто из нас спятил, Нин? Ты сама-то подумай, где и как я могла её удалить? У нас тут и до обычного врача — неделю на собачьих упряжках добираться, а я по-твоему, что, бросила хозяйство и поехала на старости лет красоту наводить?!
И на какие шиши, спрашивается?
— Ну… родинка — это риск онкологии. Тебе, помнишь, врач говорил, что лучше удалить, раз она на открытом месте…
— Ну да, ну да, — покивала Фаина, — помню. Подвергается воздействию ультрафиолета. Только, если ты не забыла, я и не думала её удалять. И никакая онкология мне с этого боку не грозила. Потому что не родинка это была!
— А что? — вытаращилась Нина.
Фаина вздохнула.
— Это след такой остался — от брачного браслета. Он золотой был, а в центре — камень чёрный. Когда я сбежала, браслет исчез, но след остался — прямо на коже. Там и золотистый ободок был, вроде как браслет, только он особо в глаза не бросался, а когда руки загорят чуток — так и вовсе не видно. Поэтому-то я свою "родинку" никогда от солнца не прятала. Ну вот, а три дня назад этот след исчез. Понимаешь? Оказывается как раз тогда, когда Поля сюда поехала! Я как увидела… Я чего и звонить-то тебе стала — думала, вдруг ещё не поздно…
— Не понимаю… — прошептала Нина. — А кто же телеграмму отправил?
— Да кто его знает, Нин. Теперь уж всё равно, кто отправил. Точно знаю, что это не я, и соседку не просила, само собой. Я и в прошлом году была против, чтобы Поля приезжала!
— Помню, — понуро кивнула Нина.
Фаина погладила дочь по поникшим плечам.
— Она жива, дочка, это главное. Жива и здорова. Не съедят её там. Ну… выйдет замуж, будет жить в благополучии. Ничего не сделаешь теперь.
— Я так не могу, мам… И поверить не могу! И даже если… этот князь… Он же когда на тебе жениться хотел? Сколько лет прошло? Пятьдесят? Он же глубокий старик теперь!
— Во-первых, не пятьдесят, а сорок, во-вторых, они живут намного дольше нашего и стареют медленно. А в-третьих — там намного меньше времени прошло. Всё часы эти… Когда я часы те забрала, связь между нашими мирами то ли разорвалась, то ли нарушилась… Не знаю точно. Мне сказали, что после этого для нас их время остановится. Ну как тебе объяснить… Мы в разных потоках времени окажемся, вроде как оно у нас течёт вдоль, а у них будет — поперёк! Но выше или ниже нашего потока. Если с нашей стороны смотреть, их время вроде как на месте стоит. И никто за мной или моими детьми не придёт, пока часы у меня. И пока их не перевернут. Я жизнь прожила и состарилась, а там всё та же секунда, когда я сюда вернулась, длилась.