Полина успела мельком заметить, что рядом другая лестница, не менее капитальная, ведёт как ни странно вниз, хотя они ведь на первом этаже… Понятно, что у замка могут внушительные подвалы, но чтобы прямо из холла лестница… Видимо, там куда больше, чем подвал, наверное, там тоже живут, но как только начали подниматься, Полина напрочь забыла об этом.
Стены здесь были покрыты чем-то очень похожим на мох или лишайники — с крохотными резными веточками-листочками. И эта растительность светилась, как и птицы-светы. Сияние было неярким и разноцветным — сиреневым, розоватым, местами переходящим в голубизну или зелень и очень редко — в желтизну. Поразительно, завораживающе красиво.
Полина не удержалась и остановилась, рассматривая чудесный живой и светящийся "ковёр". Грон каким-то образом тут же заметил, что она отстала, хотя шагов по ковру, устилавшему лестницу, не слышно… Или это ей не слышно, а у него звериный слух? Или глаза на затылке? Так или иначе, но он тут же обернулся, не дав рассмотреть резное мерцающее великолепие, едва заметно дёрнул уголком губ, сказал нетерпеливо:
— У госпожи ещё будет возможность рассмотреть пепельники.
— Пепельники?
— Так они называются, — Грон лениво шевельнул рукой в сторону светящихся лишайников. — Мы свечами и факелами, как люди, не пользуемся. Нам ни к чему. Хватает светов и пепельников. Да и то — это больше для прислуги из людей.
Полина не удержалась и фыркнула:
— Мы, к вашему сведению, тоже факелами не пользуемся. Электричество — штука очень удобная, и степень освещения регулировать можно.
— Ах да, мы-то, холопы неграмотные, и забыли, что госпожа прибыла из просвещённого — во всех смыслах — мира. Жаль, что за это просвещение приходится платить истощённой, а то и убитой землёй, но это уж так… некоторые издержки просвещения, — Г рон склонил голову.
Издёвка была с одной стороны очевидна, а с другой — абсолютно недоказуема. Если бы ещё было кому доказывать… Не князю же жаловаться — он ещё и от себя добавит! И вообще… век бы она его не видела!
Г рон отвернулся и пошёл дальше. Полина двинулась следом, в очередной раз пообещав себе, что без особой необходимости больше рта не раскроет! На душе снова стало тяжело и темно, даже чудесные пепельники больше не радовали.
Поднялись по лестнице, вышли в коридор — длинный, со множеством выходящих в него дверей. Украшений не было, но выглядел он не то что по-княжески, а по- королевски. И всё потому, что резные веточки пепельников вились по стенам, переливчато светясь.
— Ну-ка, сбегай, поищи Тамилу, — небрежно кивнул Грон, обращаясь к Верену.
Тот ощутимо напрягся, ответил тихо и глухо:
— Я тебе не мальчик на побегушках. Мы в равном положении.
— В равном? — нехорошо усмехнулся Г рон. — Сын предателя и человечки никогда не будет в равном положении со мной. И ни с одним теем здесь.
— Напрасно ты думаешь, что я хочу здесь оставаться, — скривился Верен.
— Но наш князь мудр и милостив, — хохотнул Г рон. — Не был бы милостив — давно избавился бы от тебя. Совсем! Не был бы мудр — отпустил бы. Только предателей надо держать под присмотром. — Г рон замолчал, ожидая реакции, но Верен ответил ему прямым взглядом, не говоря больше ни слова.
Полина подумала, что это правильно. Поддерживать этот разговор бессмысленно. Интересно… в чём там у них дело…
— Так что, пойдёшь ты наконец за Тамилой? Или мне доложить князю, что ты пренебрегаешь своими обязанностями? — прищурился Г рон, недовольный тем, что Верен не стал огрызаться.
— Не припоминаю, чтобы "ходить за Тамилой" было моей обязанностью, — процедил Верен. — Но я схожу за ней. Иначе из-за твоего отвратительного воспитания тея ещё долго не сможет отдохнуть.
— Тея… — сквозь зубы прошипел Грон, кинув на Полину мимолётный уничижительный взгляд и глядя вслед удаляющемуся Верену.
Полина подумала, что "тея" и "тей", видимо, форма уважительного обращения. И, кстати… почему она вообще понимает их язык, а они — её? Что-то мелькнуло совсем рядом, у щеки, какая-то искорка. Полина вздрогнула.
— Это я… фея, — тихо шепнули ей в ухо.
И правда же! Фея. Она куда-то делась, а оказывается — пряталась у Полины в волосах.
— Это я наделяю тебя знанием языка, — едва слышно прошелестела "искорка". — Ты понимаешь наш язык и говоришь на нём, хоть и сама не замечаешь…