— Ты кто?
На ответ она, впрочем, совершенно не рассчитывала, но искра с крылышками, как ни странно, ей ответила:
— Я… не помню… — звонким голоском пискнуло странное создание. — Но я знаю… — оно зависло в воздухе, — что я… твоя… фая?
— Кто? — опешила Полина.
— Кажется, фая, — растерянно ответила искра.
— Может, фея? — выдвинула гипотезу Полина. Окружающая обстановка располагала именно к таким предположениям.
— Может, — покладисто согласилась искра. — Но мне кажется, что я… фая.
— Это имя или вид? — уточнила Полина, поражаясь собственному спокойствию.
Ну а что ей остаётся, с другой стороны? Впасть в истерику? Пока что ничего ужасного не происходит, а орать и биться головой обо что придётся она всегда успеет. Или не успеет, если конец наступит внезапно. Ну и не велика потеря! Вряд ли на том свете она станет сожалеть о том, что перед смертью не успела всласть поистерить. Между тем искра, похоже, всерьёз задумалась над вопросом и даже мерцание своё приглушила.
— Не знаю, что ты подразумеваешь под видом, — ответила она наконец, пытаясь пристроиться у Полины на плече, — но мне кажется, что все, подобные мне, хотя нас и немного, называются… фаями… или феями… Не помню! Какой ужас, кошмар какой!
— всполошилась искра. — Я должна быть хранительницей знаний! А я не помню даже, кто я такая… Кошмар… — простонала она.
Полина, до этого уворачивавшаяся от этой то ли фаи, то ли феи, замерла и позволила стенающей искре устроиться на плече. На миг стало страшно, что от неё загорится свитер — настолько сильно было сходство с чем-то, хоть и крохотным, но всё-таки горящим, но ничего такого не случилось.
— Я должна всё знать, всё помнить! Я должна передавать знания! А я… а я… что со мной?! — страдала искра, трагически взмахивая крылышками.
— Почему это ты должна всё знать? — удивилась Поля. — Всего никто не знает.
— Всё, что положено… — искра замерла, сложив крылья. — Что нужно знать… тем… той… ох… Всё, что положено знать тебе!
— Мне?! — на этот раз удивление Полины было куда более глубоким.
— Ну… тем, кто приходит из мира за стеной. Всем им положена своя… фая? Или всё-таки фея…
— А зовут тебя как?
— Этого я и подавно не помню, — радужные крылышки поникли.
— А что помнишь? Хоть что-нибудь ты помнишь? Что мне там знать положено? Из какого-такого другого мира? А это какой мир? Ну не молчи! Где я вообще?! — всё-таки начала паниковать Полина.
— Ты в Залесье, — успокаивающе пропищала искра и подняла крылья. — Уж это-то я помню! Для вас наш мир называется Залесье. Попасть в него вы можете только через лес и только в определённых местах и в определённое время.
— А обратно? — спросила Полина, чувствуя, как, несмотря на летнее тепло, царящее вокруг, её начинает потряхивать от озноба.
— А обратно — никак, — заявила искра. — Только сюда. Обратно не надо.
— Кому-то, может, и не надо, а мне надо! — отрезала Поля. — Мне надо обратно! Даже если у вас здесь всё, как в фэнтези-романах — волшебство, феи и принцы, мне плевать! Мне надо домой! У меня там… бабушка заболела! Она развернулась и решительно двинулась к искрящейся стене.
Искра взволнованно вспорхнула и начала носиться вокруг.
— Стой! — пискнула она, но всего лишь раз, а потом замолчала. Полина покосилась на неё.
— Почему? — спросила резко, так ничего, кроме единственного "стой", и не дождавшись.
— Не знаю… — едва ли не прорыдало светящееся создание.
Поля подошла вплотную к стене, осторожно протянула руку… И тут она увидела, что через искрящуюся белизну проступают тёмные тени. Силуэты эти отчётливо напоминали очертания монстра из Полиных кошмаров и большого волка. Полина сделала шаг назад, и ей показалось, что тени отступили, но уверенности в этом у неё не было. И уж во всяком случае они точно не исчезли.
Она отошла на несколько шагов, присмотрелась. Теперь тени были видны не так отчётливо, но, может быть, ей просто стало хуже их видно? Она ясно вспомнила свой ужас, тот ужас, что гнал её по зимнему лесу, заставив забыть обо всём. Нет, она не хочет снова оказаться рядом с ними! Только не это…
— Ты знаешь, что это такое? — спросила Полина, вспомнив о притихшей фае
фее.
— Граница, — пискнула она. — Кажется…
— А если я вернусь?
— Ты не можешь вернуться, дитя, — хрустально чистый и сильный голос донёсся со стороны лесной опушки.