— Боже! Я тебе сочувствую, — произнесла Мария Петровна.
— Да, к сожалению, я не смог ее вылечить, как тебя. И вот я вдовец уже десять лет.
Повисла пауза.
— Где ты остановилась? — Карие глаза Джона грустно смотрели на Машу. — Может быть, поедем ко мне?
— Ты живешь в Нью-Йорке?
— Нет, но я остановился у своих знакомых. Это очень состоятельные люди. Когда-то я спас хозяину жизнь.
Мелодия старого джаза с компакт-диска возвращала их в прошлое.
— Она долго болела, и я не мог ей ничем помочь. Когда медицина бессильна, я схожу с ума.
— Это потому, что ты настоящий доктор.
— Как раз именно тогда я понял, что я обыкновенный человек, поскольку не мог справиться с ее болезнью.
— Меня ты полюбил только потому, что победил мою болезнь?
— Возможно, и поэтому тоже, — улыбнулся Джон, — но, кроме того, ты очень красивая.
— Мужчина должен быть победителем, — в раздумье произнесла Маша, — это возвышает его в собственных глазах и в глазах женщины.
— Я победитель? — Джон наклонился над Машей и, легко подтянув ее тело, усадил в подушках на кровати.
Тонкие простыни на широком ложе, мягкий огонь камина и огромные во всю стену окна на головокружительной высоте небоскреба овального пентхауса расслабляли Машу. Хотелось нежиться и купаться в этой роскоши, богатстве и ласковых объятиях мужчины.
Она была довольна собой и нравилась себе за то, что нравилась ему.
Коротенькая, чуть прикрывающая бедра комбинация, которую она сунула в последний момент в чемодан, оказалась очень кстати. Отражение в зеркале на противоположной стене шкафа подтверждало это. Маша оставалась в хорошей форме. Занятия водным спортом помогли сохранить фигуру, а веселый, активный характер не давал стариться. Уложенные специально для приема светлые волосы сейчас разлохматились, делая ее похожей на бесшабашную девчонку.
— Ты ничуть не изменилась, — целуя ее обнаженные плечи, тихо проговорил Джон.
— Но ведь ты меня совсем не знал. Мы были едва знакомы, — отбиваясь, возразила Маша.
— А мне казалось, что мы целовались?
— Целовались и всё, — смеясь, согласилась она.
— Значит, тебе хотелось большего?
— Может быть, — решила подразнить его женщина и, посерьезнев, спросила: — Джон, почему ты не спрашиваешь меня о семье?
— Если бы ты захотела, то рассказала бы сама.
— Верно, я не хочу.
— Значит, рассказывать не о чем, — заключил он.
— А тебе не удивительно, что мы все-таки нашли друг друга?
— Нет.
— А я знала, что мы встретимся. Он должен был нас свести. — Маша показала на поблескивающие жемчужины в рукавах сорочки, аккуратно повешенной на спинку кресла.
— Не верю в чудеса! — покачал головой Джон.
— Это реальность. Хочешь, я тебе расскажу о его свойствах. Он взяла в руки запонки, жемчуг заблестел, словно ожил в ее руках. — Давно ты их носишь?
— Сразу после твоего отъезда я пошел к ювелиру и сделал из них запонки. В торжественных случаях надеваю их и думаю о тебе.
— А ты не замечал, что, когда у тебя неприятности или какое-то недомогание, они реагируют на это?
— Как? — Джон надел очки, лежавшие на прикроватной тумбочке, и внимательно стал рассматривать жемчуг.
— Тускнеют, исчезает та идущая изнутри лучистость, которая делает жемчуг теплым, живым. Он подпитывается твоей энергией, биополем.
— А ты что сделала с остальными пятью жемчужинами?
— Значит, ты не забыл? — удивилась Маша. — Я сделала брошь. — И, дотронувшись до седины на его висках, она промолвила: — Джон, ты не считаешь, что наше время ушло?
— Наше время только начинается. Ты ведь приедешь ко мне в мой город? Я теперь живу в райском месте.
— Как называется твой рай?
— Брэнсон, — заулыбался американец. — Меня пригласили туда на работу в недавно отстроенный госпиталь «Скаггс». Недалеко находится мой офис, я имею там частную практику. У меня свои пациенты. Они доверяют мне. — При воспоминании о работе лицо Джона просветлело, и он продолжил: — В общем, Брэнсон замечательный курортный город. Там живет моя сестра с семьей.
— Где это?
— Недалеко от Чикаго.
— Это маленькое местечко? — Привыкшая жить в огромной агломерации, Маша с сомнением покачала головой.