Про графа старательно не вспоминала, гнала прочь мысли, но он опять начал приходить во сне по ночам. Просто стоял и молча смотрел, иногда улыбался. Такой же красивый, недоступный и желанный. Надоело просыпаться в слезах, и я практически перестала спать. Довела себя до такой степени, что падала без сил, только тогда могла подремать некоторое время. Пить отвары боялась, не знала, как отреагирует измотанный организм.
Привезённое счастливым женихом подвенечное платье так и лежало, завёрнутое в мешок. Арташ не замечал моих страданий, да я старалась ему и их и не показывать. Зачем? Он не поймёт, не оценит, он так долго ждал, что теперь, когда мечта близко, летел к ней, не смотря по сторонам. Заходил каждый день с утра, помогал по хозяйству и уходил в кузню, торопился подарок свадебный доделать.
Я оставалась одна и страдала. Моя мечта тоже близко, но запрет на вход в Альтиру анимагов продолжался, мало того, притеснения усилились. Судя по слухам, долетавшим вместе с путниками до Вороньего гнезда, жизнь становилась хуже и хуже. Могли отказать в продаже элементарных вещей, выгнать из любого заведения, иногда даже говорили о пытках. Не всему можно было верить, поэтому услышанное я делила в уме на два, а то и на четыре раза, и осторожно пыталась выяснить причины, побудившие Эдварда II к такой ненависти.
Некоторые рассказывали, что к этому приложил руку новый Советник Короля, страдавший от несчастной любови к женщине-анимагу и вымещающий зло на остальных. Другие рассказывали, наоборот, о чрезмерной любви одной безумно ревнивой магички к анимагу. Люди всегда говорят то, что домыслили к услышанному. Поэтому я старательно ловила каждый слух, пытаясь вычленить правильную информацию.
Путник появился на дороге уже к закату, шёл тяжело, опираясь на посох. Сгорбленный седобородый старик не спеша подошёл к моему забору и низко поклонился.
— Доброго вечера, хозяюшка.
— Доброго, дедушка.
— Водой не напоишь? Далеко иду и издалёка, из самой Альтиры.
— Конечно, дедушка, — распахнула я калитку и пригласила к себе в дом. Поставила на стол воду, отвар, достала припасённые пряники.
Он протянул руку в перчатке, взял один и начал не спеша есть, прихлёбывая из чашки. Уставший вид, пыльная одежда, опущенный взгляд, стало его жалко.
— Дедушка, переночуй у меня, не стеснишь.
— Спасибо, хозяюшка, — проскрипел он. — Но у тебя одна кровать.
— Я себе на полу постелю.
— Лучше я на полу, я привычный.
— Договорились, — улыбнулась я. — А не расскажешь, дедушка, что в мире делается?
— Отчего же не расскажу, расскажу, — улыбнулся он в бороду. — Тебя как звать то?
— Милена, — удобно расположившись на стуле и подперев голову руками, приготовилась слушать.
— Красивое имя, не местное. Да и сама красивая, только бледная, уставшая. Аль обидел кто?
— Всё хорошо, да вы рассказывайте.
— Нет, хозяюшка, вижу, гложет тебя что-то. Вначале ты душу облегчи.
— Свадьба у меня скоро, — вздохнула я горестно.
— Так это ж веселье, радость для любой девушки. Аль не люб жених тебе?
— Не люб.
— Зачем тогда замуж выходишь?
— Другого люблю, хочу его забыть. Далеко он, да и не нужна я ему.
— Это он тебе сказал? — путник поперхнулся, схватился за чашку и залпом её осушил.
— Не нужна я ему, — упрямо повторила я.
— Вдруг ошибаешься? Вдруг он тоже тебя любит?
— Любил бы, дорожил. На руках носил бы, кричал бы о своей любви.
— А он? — старик поднял на меня взгляд. Странно, сгорбленный старик, а глаза молодые, серые, с длинными ресницами.
— Чувств он своих боится. Ой, дедушка, что мы всё обо мне, да обо мне, — я вскочила и поспешила к печке, чтобы скрыть предательски потёкшие слёзы. Украдкой вытерла их полотенцем и вернулась к столу. — Что в мире делается?
— Да много чего, — хмыкнут путник. — На границах неспокойно, его величество укрепляет столицу и магическую сеть над ней. Всех магов подключили, каждый житель её лучик. Теперь и вокруг столицы плести начал, защищая поданных. Падёт Альтира — падёт и Межгорье, это все понимают и не ропщут.
— А про Советника расскажете? — осмелела я. — Новый говорят человек, злой, непримиримый. Пытки любит, женщин ненавидит, детей маленьких ест.