Конни смерила его долгим взглядом и стала слезать с его колен.
— Но ведь ты меня не ударишь, правда? — спросила она, коснувшись ножками пола.
Бранд покачал головой.
— Не ударю. Обещаю. Если ты тоже обещаешь меня не бить.
— Обещаю, — торжественно заявила Конни и наклонила голову.
У Бранда разгладилось лицо, и он потянулся убрать шелковистые каштановые волосенки, упавшие ей на лоб.
Изабелла смотрела на Бранда и на малышку, и у нее все сильнее ныло сердце, как вдруг Бранд замер. Изабелле показалось, что в нее ударила молния. Но когда Бранд повернулся к ней, она поняла, что это ненависть, которую Бранд едва сдерживал.
Господи! Она облизала губы. Что тут скажешь? Все произошло так быстро и неожиданно. Ей вовсе не хотелось, чтобы он узнал правду таким образом.
— Что с тобой, Бранд? Ты рассердился на меня?
Конни совсем по-детски думала, что только она может сердить взрослых.
— Ну, что ты! — Голос у него был почти спокойный. — Я удивился, вот и все. Ты знаешь, у тебя точно такие же уши, как у меня? Они заворачиваются наверху, как лепестки.
— Точно такие же? — Конни опять вскарабкалась ему на колени и убрала волосы с его ушей. Потом она повернулась к матери. — Мамочка, это правда. У Бранда такие же уши, — торжествующе крикнула она.
Изабелла открыла рот, но слова не шли у нее с языка. Конни заволновалась, и тогда Изабелла все же взяла себя в руки.
— Да, дорогая, я знаю. Такое… иногда случается.
В первый раз после того, как Бранд разглядел уши Конни, он прямо посмотрел в глаза Изабелле.
— Случается? — переспросил он таким ледяным тоном, что у нее кровь застыла в жилах. — Особенно с людьми, у которых фамилия Райдер.
— У меня тоже фамилия Райдер, — заявила Конни. — И у мамочки. Она Санчес только на работе.
— Только на работе, Изабелла? — переспросил Бранд тем же ледяным тоном.
Она покачала головой.
— Нет. Я объясню потом.
— Объяснишь, — согласился он. — Конни, мне очень жаль, но мама права. Мне вправду надо поговорить с ней… по делу. Но потом, если ты будешь хорошо себя вести, я угощу тебя пиццей.
— И маму?
Изабелла видела, как Бранд борется с собой.
— Если хочешь, — сказал он, и она знала, чего ему стоило так сказать.
— Я позвоню Эдвине, — прошептала она.
Через несколько минут Эдвина увела Конни. Бранд и Изабелла сидели, прислушиваясь к их шагам, и молчали. Они не смотрели друг на друга.
Когда стукнула дверь, Изабелла повернулась к мужчине в черных джинсах и черной рубашке, в черных глазах которого было столько муки и ярости, что ей отчаянно захотелось броситься в его объятия и просить у него прощения.
Но она этого не сделала, потому что знала: никакого прощения не будет. Он смотрел на нее так, что она готова была отскочить от него подальше. Однако она продолжала сидеть, как сидела.
— Я уже думала, что ты не придешь, — спокойно проговорила она.
Бранд встал и подошел к окну. Когда он вновь повернулся к ней, то уже взял себя в руки.
— Ты меня удивила. — У него опустились уголки губ. — Ты меня всегда удивляла.
— Ну, не всегда. — Она заметила перемену на его лице и кротко проговорила: — Прости меня, Бранд.
— Правда? Ты думаешь, этого достаточно за всю твою ложь, за годы твоего вранья?
Он бил ее словами. Собственно, он этого хотел. Изабелла смотрела на вытертый ковер, не желая видеть его обвиняющий взгляд.
— Я не хотела тебя обманывать, — твердо проговорила она. — И я не хотела, чтобы ты таким образом узнал правду. Я думала, ты быстрее придешь. И тогда я бы все тебе объяснила…
— Мне пришлось улететь из города по делам. Отчасти, правда, мне нужно было время, чтобы решить, встречаться мне с тобой или нет. А теперь говори. Объясняй. Между объяснениями и извинениями большая разница, Изабелла. Там моя дочь. — Он показал на потолок. — Что ты хотела мне сказать? Что ее отец Гари? Или еще какой-нибудь дурак, которого ты подобрала на ночь, а потом прогнала от себя?
Она услыхала, как он ударил кулаком по подоконнику, и оторвала взгляд от ковра. С большой неохотой. Она очень боялась на него смотреть. Бранд был похож на разъяренного быка, готового разнести ее маленькую квартирку на кусочки.
Однако он стоял, не двигаясь, со скрещенными на груди руками и низко опущенной головой. Она не видела его глаз. У нее сжалось сердце. Как бы он ни старался скрыть обиду, видно было, что он страдает. И не из-за нее. На нее ему наплевать. Она тяжело вздохнула. Из-за Конни.
— У меня никогда никого не было, кроме тебя. — Она крепко сжала колени и выпрямилась. — Я хотела тебе сказать, что она твоя дочь.
— Думала, я поверю?
Он поднял голову и заложил за пояс большие пальцы.
Изабелла посмотрела ему прямо в глаза. Он был похож: на черного ангела со своей дурацкой усмешкой. И все же она хотела пробиться сквозь его ярость и враждебность. Она все понимала. Он не знал правды, и она понимала, что он никогда и ни в чем не согласится с ней, а ведь если бы он любил ее тогда, она бы не ушла от него.
— Да, — сказала она. — Придется тебе поверить, потому что это правда. Отчасти из-за этого я возвратилась в Ванкувер.
— Чтобы представить Конни отцу?
Он не верил ей.
— Да. Это одна из причин. Я решила, что пришло время.
— Время? О, понимаю. — Он хлопнул себя по ляжке. — Ты хочешь сказать, что побоялась, как бы я не заметил, что время уходит, и сделал бы то, что должен был сделать сразу? Ты побоялась, что я женюсь и рожу ребенка, который будет иметь больше прав на мое состояние… весьма значительное, как ты успела заметить. Что произошло, Изабелла? Кто заботился о тебе так, как ты привыкла и как я не сумел позаботиться… Надоело играть роль?
Изабелла зажала руки между колен. До боли. Пришлось. Иначе она не удержалась бы и расцарапала красивое лицо Бранда. А этого не стоило делать ради дочери, думать о которой ей надо в первую очередь.
— Я тебе сказала, — холодно проговорила она. — Никого, кроме тебя, не было. А привыкла я к тяжелой работе. Делала все, что надо было делать. Впрочем, это ты можешь видеть сам.
Она обвела взглядом дешевенькую мебель в довольно темной комнате.
Бранд проследил за ее взглядом.
— Интерьер никогда не входил в сферу твоих интересов. Твои таланты практические. Я вижу, насколько все вещи здесь функциональны, да и адрес у тебя — позавидуешь.
— Такой адрес необходим для моей работы, — сказала Изабелла, подавляя в себе желание накричать на этого великолепного самоуверенного самца, который к тому же считался ее мужем. — Как ты думаешь, у меня будет работа, если я поселюсь в палатке возле железной дороги? А когда я приехала в город, у меня и на палатку-то денег не было.
Она испытала и удовольствие и горечь одновременно, увидев, как он нахмурился, потому что поколебала в нем уверенность, будто она прячет свои богатства. Но, естественно, он все еще убежден, что она расчетливая ведьма.
— Ладно, — сказал он. — Возможно, у тебя тяжелые времена, но ты, не сомневаюсь, выкарабкаешься. Однако не с моей помощью.
— Мне не надо выкарабкиваться, Бранд. Дела идут совсем неплохо. — Изабелла проговорила это с усталой, но гордой улыбкой. Желание вопить оставило ее. Единственное, чего ей теперь хотелось, — это показать Бранду, что она вполне может обойтись без его помощи. Обходилась же она без него пять лет. — Я хотела… ради Конни… У нее должно быть то, что я не могу ей дать. Я подумала, что ты…
— Деньги?
Она услыхала насмешку в его голосе и неожиданно для себя вскочила на ноги.
— Нет! Не деньги! Бранд, она не нуждается в деньгах. Ей нужна… нужна отцовская любовь.
Напряженное лицо Бранда стало багровым.
— Это ты говоришь? Разве не ты написала мне письмо и сообщила, что ребенка не будет? Ты растила мою дочь, даже не поставив меня в известность о ее существовании. Господи, Изабелла…
Он умолк, сунув кулаки в карманы и с силой сжав зубы. Постояв так некоторое время, он повернулся к ней спиной и направился к двери. Она поняла, что он уходит, потому что боится себя. И все же она побежала за ним и положила руку ему на плечо, которое стало твердым, как железо под ее ладонью.