Хотя слезы подступили к глазам Умберто во второй раз, ему удалось сдержать их. Вновь протянув действующую руку, он слегка сжал пальцы Лауры и потрепал Паоло по головке.
— Мы еще поговорим, bambino? — спросил он. Впечатлительный Паоло почувствовал, что положение изменилось. В этот раз он не отстранился и даже не вздрогнул.
— Хорошо, дедушка Росси! — ответил он, справившись с незнакомым именем благодаря тому, что Лаура учила его правильно произносить имя деда, пока они летели из Милана в Турин.
Этим вечером, к восторгу Паоло, Энцо повез их осматривать владения Росси в коляске, в которую запрягли пони. Поместье оказалось гораздо обширнее, чем ожидала Лаура. Хотя день был воскресный, на южном склоне холма работники в шляпах с широкими полями, защищавшими лица от палящего солнца, обрывали старые листья с подвязанных к столбикам виноградных лоз и пересаживали молодые побеги, чтобы те не мешали подходу к сочным, дозревающим гроздьям. Время от времени они срывали созревшие кисти и складывали их в специальные мешки.
Паоло устроился между Лаурой и Энцо на козлах.
— Почему они так делают? — потребовал он объяснения. — Почему не обрывают все целиком?
— Потому что не все гроздья еще созрели, племянник. — Дернув вожжи и прикрикнув на пони, Энцо бросил ласковый взгляд на мальчика, явно одобряя его любознательность. — Гроздья в этих маленьких мешках отнесут к Стефано, чтобы он мог проверить их на содержание сахара и кислоты, — объяснил он. — Когда гроздья достигнут полной зрелости, мы все выйдем на виноградники, даже твоя строгая прабабушка. Лучшее вино получается из самых зрелых гроздьев.
Отогнав довольно странное ощущение, что теперь и они причастны к этим владениям, впервые посетившее ее в каменной конюшне, насчитывающей по меньшей мере лет пятьсот, Лаура повернулась к Энцо.
— А нам позволят помогать? — спросила она. Энцо ухмыльнулся.
— Конечно. Мы же теперь одна семья. От вас даже ждут этого.
«Я пока не чувствую себя членом семьи… из-за Кристины, да и Эмилии тоже, — молча возразила она. — Но с тобой… Анной… и, возможно, с Умберто, если он задержится на этом свете, в один прекрасный день, может быть, и почувствую».
Их глаза встретились, и она прочитала в них отражение собственных мыслей. «Возможно, мы станем семьей, но в другом, большем смысле этого слова, — мелькнуло в ее голове, пока они ехали по пыльной дорожке, залитой сентябрьским солнцем, между посадками винограда. — Мы знали друг друга всегда. Пускай это звучит по меньшей мере странно! Но именно так обстоят дела!»
Она не была уверена, что откроет в Энцо кого-то другого, и не могла понять, желает ли этого. У нее было неприятное предчувствие, что, сближаясь с Энцо, она все глубже будет вовлекаться в тайну, связанную с ее галлюцинациями и навязчивым впечатлением, что все на вилле Волья ей давным-давно знакомо. Благодаря Энцо.
Повернув пони на более широкую дорогу, которая вела к винному заводу, и отпустив поводья, Энцо продолжал пристально смотреть на Лауру поверх русой головки Паоло. Смотреть на нее подобным образом означало окончательно сбить Лауру с толку. Она теряла способность к сопротивлению, ощущая растерянность и беспомощность.
— Завтра я должен отлучиться в город на несколько дней, по делам, — виновато сказал он, прервав их молчаливый обмен мыслями. — Я вернусь, чтобы помочь при уборке винограда… самое позднее к среде. Если я тебе понадоблюсь, достаточно будет только позвонить.
Последняя фраза прозвучала весьма обыденно, но подействовала на нее так же, как страстное рукопожатие, которым они обменялись при прощании возле ее двери в день, когда встретились, — эта фраза проникла в душу Лауры глубже, чем поцелуй. «Отныне мы связаны… хочешь ты этого или не хочешь, — подумала она с легкой дрожью. — Нет, не отныне… мы связаны вновь!»
Глава пятая
Для Лауры дни, пока Энцо был в Турине, походили на лоскутное одеяло, сшитое из праздности, неопределенности и ожидания. Мало-помалу она вживалась в свою негаданную роль — родственницы, принятой в клан Росси. Окруженная слугами и признанная наиболее влиятельными членами семьи, она свободно могла знакомиться с величественным особняком и усадьбой, где прошло детство ее мужа.
Однако Лаура не позволяла себе чрезмерно расслабиться. Что-то нашептывало ей, что если она не будет настороже, то попадет в беду, хотя в какую, этого она определить не могла.