— Интересно, не так ли? — сказала она, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Собиралась улететь сразу, как только получит то, за чем приехала… изрядный кусок наследства, отхваченный у Бернардо. Притворялась, что ее удерживает в Италии болезнь отца, пообещала ему остаться. Теперь отца нет. Что же ее удерживает? Во всяком случае, мы с Витторио не позволим ей улизнуть с таким кушем…
У Лауры потемнело в глазах. Кристина подслушала ее телефонный разговор.
— Я никогда не притворялась, и твой отец не брал с меня никаких обещаний, — гневно возразила она. — Не смей превратно истолковывать мои мотивы. Или заявлять, что я воспользовалась болезнью Умберто. Я явилась затем, чтобы залечить семейную рану, а не за вашими паршивыми деньгами. По правде говоря, я в них не нуждаюсь! У меня есть образование, прекрасная работа… словом, все то, о чем у тебя нет ни малейшего понятия!
Лаура, скомкав, бросила на стол салфетку и вышла из комнаты. Она собиралась позвонить в аэропорт и заказать билеты на сегодняшний вечер, но выскочивший за ней Энцо убедил ее, что этим она только сыграет на руку Кристине.
— Паоло имеет полное право быть включенным в завещание отца, — убеждал он. — Кроме того, ты нужна мне. Мы ведь так и не удосужились хоть немного побыть вместе!
Кристина уехала в Турин, через несколько минут отправился в аэропорт Энцо. Не испытывая никакого интереса к спорам вокруг завещания, да и ко всем прочим семейным неурядицам, София спустилась вниз уже после того, как все встали из-за стола, чтобы без помех выпить черного кофе и взглянуть на утренние газеты. Часом позже она укатила в направлении Сан-Ремо, наспех попрощавшись с домочадцами.
На вилле Волья, как в осажденной крепости, остался постоянный гарнизон: Анна, Стефано и Эмилия, а также в качестве вспомогательных сил — Лаура и Паоло. Чувство пустоты, которую нечем было заполнить, казалось, воцарилось в старинной усадьбе после смерти Умберто. Эмилия приказала, чтоб ее не беспокоили. Сдержанная и замкнутая в своей печали по умершему сыну, который для нее все еще оставался ребенком, скорбная мать закрылась в своей комнате, чтобы просмотреть детские фотографии Умберто и газетные вырезки, посвященные его успехам.
Словно в награду за долгое осеннее ненастье, установилась наконец ясная погода. Во вторник Лаура была так нервозна, что не могла работать над своими зарисовками. Охваченная беспокойными мыслями о возвращении Энцо, она отправилась на прогулку, захватив Паоло. Пройдя совсем немного в сторону ближней рощи, где намеревались собрать диких цветов, они поравнялись со старым Микеле и его собакой. Одетый в мятые брюки, поношенную плисовую куртку и потрепанную кепку садовник держал палку и неказистую холщовую сумку, которая казалась пустой. Он тоже направлялся в рощу.
— Вышли на прогулку? — спросила Лаура. Микеле улыбнулся беззубым ртом.
— Нет, синьора! Мы ищем трюфели. Райская пища. Осенью они встречаются в местных лесах. Вот, старый Цезарь — он по ним специалист. Вы с вашим мальчиком… рады будем, если составите компанию.
Лаура попробовала трюфели в первый же день своего пребывания в Италии и знала, что старик не преувеличивает. У них действительно был божественный вкус. Взяв Паоло за руку, она приноровилась к шагам садовника, двигавшегося дальше по грязной, извилистой тропинке. Где-то кричала птица, на деревьях отражались блики солнечного света. Ночью шел дождь, и земля была мягкой. Под ногами шуршали опавшие листья.
— Похоже, пора довериться собачьему носу, — сказал Микеле наконец, отпуская собаку с поводка.
Белая собачонка, неопределенного возраста, с коричневыми пятнами и висячими, словно молью изъеденными ушами, прекрасно знала, чего от нее ожидают. Цезарь сразу рванул с места, с визгом обнюхивая землю и выделывая, казалось бы, бессмысленные зигзаги на опавшей листве под кустами. Прошло немало времени, прежде чем он нашел то, за чем его послали. Чутье вывело его на нужное место — и пес с жаром принялся копать лапами землю. Микеле не позволил Цезарю закончить. Поощрив его усердие угощением, он вынул из кармана мастерок и осторожно закончил им начатые собакой раскопки. Вскоре он с торжеством протянул бледный, запачканный землей клубень. Лауре, которая никогда прежде не нюхала, как пахнет обожаемый многими деликатес, когда его только вынули из земли, аромат показался непередаваемым: запах глины с чесноком, но такой, что слюнки потекли.
— Белый трюфель Пьемонта, — с ухмылкой пояснил Микеле. — На рынке в Альбе за него дадут много лир.