– Бедняжка! – вздохнула донья Каролина; она загрустила, и на глазах у нее выступили слезы, совсем как у меня в дымном сарае. – Но теперь у вас будет все, что нужно. Слава богу, еды нам хватает…
В этот вечер, по крайней мере, на столе всего было более чем достаточно. Поели мы знатно: суп с вермишелью, сардины, мясной салат, жаркое, сыр, изюм, орехи и еще всякая всячина, так что под конец я уж отказался от еды и занялся второй бутылкой того вина, которое мы попробовали с развозчиком…
А какие беседы вели мы за ужином, с каким удовольствием улегся я в своем сарае, как сладко спал эту ночь на ворохе подстилок и чисто вымытых овечьих шкур… И даже на простынях!
VI
Поднялся я с рассветом и, вооружившись метлой, принялся подметать пол в лавке и в сенях, пока мисия Каролина спала, запершись в своей комнате.
Вдруг она появилась передо мной, выхватила у меня из рук метлу, словно рассердясь на что-то, и сказала:
– Эта работа не для вас! Идите-ка лучше в лавку, приведите в порядок бутылки, а потом… Писать вы умеете?
– Как же, сеньора! И почерк у меня, я сказал бы, недурной.
– Вот и хорошо! Раз так, перебелите мне приходо-расходную книгу.
– Слушаюсь, сеньора, сделаю все, что прикажете. Но мне и подмести нетрудно; да я, если вам угодно, все три дела успею сделать, утро ведь длинное.
– Нет-нет! Идите в магазин, а я скоро приду и помогу вам.
Ну как? Что вы на это скажете? Сдается, первый Удар был нанесен неплохо, а?
Пошел я в лавку, закусил там получше и побольше, чем обычно, и принялся разбирать и расставлять бутылки. По большей части это были поддельные ликеры из Паго-Чико и другое мерзкое пойло. Тут пришла мне в голову мысль, которая принесла впоследствии немало пользы. Покончив с бутылками, я нашел новую книгу и принялся переписывать в нее счета из засаленной и захватанной грязными руками старой книги, сплошь исписанной неразборчивыми каракулями и покрытой кляксами и помарками. Почерк у меня всем на диво, и я уже подходил к концу, когда появилась мисия Каролина. Увидев мою работу, она обомлела от восторга, а может, и от страху, как бы я не вздумал уйти. Чтобы еще больше поразить ее, я тут же сказал:
– Знаете, сеньора, что мне пришло на ум? Я, видите ли, умею сам фабриковать отменный коньяк, делать две четверти вина из одной, подделывать можжевеловую, полынную и анисовую настойки да еще смешивать высший сорт мате с низшим, так что комар носа не подточит, – вот мы и могли бы всем этим здесь заняться. И заработаете вы гораздо больше, чем сейчас, когда вам приходится дарить денежки этому мошеннику, ликерщику из Паго-Чико.
Мисия Каролина широко раскрыла глаза, усмехнулась, но согласилась не сразу.
– Это, наверно, очень трудно! И столько всего нужно…
– Не бойтесь, сеньора; я обойдусь немногим!
– Все равно сейчас еще рано, а там посмотрим. Время у нас есть!
Но я уже завоевал ее благосклонность, и она слегка оперлась о мое плечо, чтобы еще раз взглянуть на великолепно переписанную книгу.
Дела мои шли так хорошо, что завтрак оказался еще лучше, чем давешний ужин, – кроме обычной похлебки, была курица с рисом, лепешки, маисовая каша с молоком и варенье из айвы. Хозяйка не поскупилась.
Итак, началась у меня веселая, сытая жизнь: выпивки, застольные беседы с посетителями, карты, кости, пение под гитару и поездки на целый день в Паго верхом на соловой кляче.
– Развлекайтесь, развлекайтесь, – говорила мисия Каролина. – Молодым все в охотку, лишь бы работа шла хорошо.
По правде сказать, говорила она не совсем так. Как известно вам, она была итальянка и потому произносила: в окотку, корошо… Но какое это имело значение? Важно то, что я развлекался и веселился, не зная забот. Так не все ли равно, как она говорит? Я умею хитрить, когда захочу, – о, думаете нет? – но предпочитаю действовать прямо…
Ну так вот: увидев, что дела идут хорошо, начал я обхаживать свою итальянку. Довольно долго я этим занимался, но никак не мог выбрать момент для объяснения, да к тому же побаивался, как бы она не сбросила меня с седла… Но однажды вечером я подумал: «Друг мой Лауча (я и сам привык называть себя Лауча), друг мой Лауча, рано или поздно, а надо начинать», – так я и сделал.
Когда мы кончили ужинать, я, улучив момент, сказал ей:
– Значит, с тех самых пор, как вы овдовели, мисия Каролина, вы живете одна-одинешенька?
Я произнес это дрожащим от волнения голосом, поглядывая на нее как бы украдкой.
– Да, вот уже больше года! – со вздохом ответила она.
Я не упустил случая:
– Вот жалость, такая молодая, – и добавил почти шепотом: – и такая красивая.