Студент. Кафедра в Гренобльском университете освободится года через четыре, через пять лет, самое большее. Старику Эзе восьмой десяток, и недавно у него был первый удар. А так как в тех местах живет моя семья… Иначе я лично предпочел бы заняться итальянским.
Мируэт. Ах, так? (Пауза). Но, во всяком случае, вы, как и все мы, очень чтите Ива Ле Труадека?
Студент. Разумеется.
Мируэт. Это величайший наш географ, не правда ли?
Студент. Конечно, он и Бруш устроились шикарнее всех.
Мируэт. Как, по-вашему, можно его считать величайшим французским ученым нашего времени, нашим национальным ученым?
Студент. Ле Труадека?
Мируэт. Да.
Студент. Знаете, это дело вкуса.
Мируэт. Да, да. Нам нужен великий национальный ученый. Одно время я хотел заняться этим в «Разведчике». Я не знал, на чем остановиться: на своего рода референдуме среди ученого мира или на большом всенародном конкурсе с кинематографическими сеансами и крупными премиями. Я бы мог устроить это Ле Труадеку; и нам бы не пришлось жалеть. Словом, я рад видеть, с каким жаром вы о нем говорите.
Студент. Вы понимаете: он или Бруш.
Мируэт. Бруш?
Студент. Бруш очень противный тип. У него свои идеи. У него их слишком много. Ле Труадек удивителен.
Мируэт. А! Широта взглядов, не правда ли?
Студент. То есть, ему плевать на взгляды.
Мируэт. Вот как?
Студент. Он ничего не читает, ни книг, ни журналов. Разве только вечернюю газету. Так, вы понимаете, что можно быть спокойным.
Мируэт. Ах, так! Словом, по-вашему, он стоит выше ученых распрей?
Студент, хохоча. Ха, ха, ха! Если угодно!
Мируэт. До такой степени?
Студент, продолжая хохотать. До такой степени, что и представить себе невозможно.
Мируэт. Скажите! Крайне любопытно. Крайне неожиданно… И то, что вы мне говорите, это общее мнение в вашей среде?
Студент. О, это без всякого зла.
Мируэт. Разумеется! Но тогда откуда же этот… как бы сказать?.. авторитет, которым он, по-видимому, пользуется в ученых кругах?
Студент. Право, не знаю. Имейте в виду, что это отличный тип.
Мируэт. Конечно, но…
Студент. Если за него взяться как следует, то на экзаменах он совсем не так плох.
Мируэт. Да, да… Но если стать… на чисто научную почву?
Студент. Ну, так вот, с его знаниями другие бы еще коптели в Лудеакском колледже. А он, посмотрите, как выпутался. Это, пожалуй, почище всего остального.
Мируэт. Мне приятно вас слушать. Вы мне кажетесь рассудительным юношей, умеющим чувствовать жизненные реальности. Если бы вы позволили, я бы вам задал еще один вопрос…
Студент. Пожалуйста.
Мируэт. Его прошлогодняя история, знаете, его роман? Бегство в Монте-Карло с мадмуазель Роланд, актрисой, и их связь, которая длится и до сих пор?..
Студент. Да.
Мируэт. Что об этом говорили в вашей среде?
Студент. Об этом мало говорили.
Мируэт. Это едва ли увеличило его престиж?
Студент. Скорее, да.
Мируэт. Что вы?
Студент. Известно было, что он предприимчив, но не по женской части. Его считали скорее немного… монахом. Вы меня понимаете?
Мируэт. Да.
Студент. И вот сели в лужу. С тех пор к нему уже не пристают. Разве что иногда на задних скамьях подражают звуку поцелуев.
Мируэт. Продолжайте, продолжайте! Я вас слушаю с таким интересом…
Те же, Софи.
Софи, некоторое время не знает, к кому обратиться, к студенту или к Мируэту. Мсье Шевалье, господин профессор просит извинить его, что заставляет вас обождать еще минутку. Но пришла маникюрша господина профессора, и ей нельзя отказать; это такая особа, что она рассердится. Она только на три минуты.
Мируэт. Простите, Софи. Вы обо мне доложили?
Софи. Я хотела о вас доложить, но маникюрша вошла вслед за вами. Я доложила о маникюрше.
Мируэт, у которого вырывается невольное движение. Чрезвычайно резонно. Но я должен вам объяснить. У меня есть к мсье Ле Труадеку исключительно спешное сообщение. Будьте добры, скажите это профессору и подчеркните при этом, что мое обращение к нему носит характер такой общественной важности и даже государственной неотложности, — вы слышите? — что я полагал бы возможным попросить маникюршу подождать.