Баронесса, подходя к Ле Труадеку. Ах, вы нас всколыхнули, взрыли, вз… дорогой профессор. Это милое дитя было так… Ах, но она так застенчива, так молода.
Ле Труадек. Скорее, это я должен был бы растеряться перед такой молодостью и красотой.
Баронесса, дочери. Да отвечайте же!
Женевьева. Конечно, все, что вы сказали, совершенно верно. Но я не так интересуюсь политикой, как мама.
Мируэт. Ну, это придет!
Женевьева. Может быть, это и придет позже, когда мне будет столько лет, сколько маме.
Баронесса. В ваши годы, дочь моя, у меня уже был парламентский салон. А что касается ваших личных стремлений, то позвольте вам сказать, что в нашем роду женщины всегда ставили свой долг выше своих вкусов. Не кто иной, как моя прабабка, несмотря на личную неприязнь, подала Наполеону мысль о континентальной блокаде.
Ле Труадек. О! О континентальной блокаде?
Баронесса. Да. (Женевьеве). Но вы можете удалиться к себе. Если вы мне понадобитесь, я за вами пришлю.
Она идет к двери, провожая Женевьеву, которая уходит, отвесив поклон.
Мируэт, Ле Труадек.
Мируэт, Ле Труадеку. Теперь вы должны просить руки мадмуазель Женевьевы.
Ле Труадек. Как! Уже! Вы находите?
Мируэт. Я вас уверяю. Баронесса этого ждет. Мы только что с ней говорили об этом. (Баронессе). Извините меня. Мне надо посмотреть, что написали эти господа. Я вас оставлю на несколько минут с профессором. (Ле Труадеку, тихо). Ну, живо!
Ле Труадек, баронесса.
Баронесса возвращается.
Баронесса. Дорогой профессор, пожалуйста, садитесь.
Молчание. Он садится.
Ле Труадек. Благодарю вас, сударыня… хм…
Баронесса. Профессор.
Ле Труадек. Сударыня…
Баронесса. Я вас понимаю… Мне кажется, что я вас понимаю.
Ле Труадек. Сударыня…
Баронесса. Не оправдывайтесь в вашем волнении. В этой минуте есть какой-то скромный трагизм.
Ле Труадек. Сударыня…
Баронесса. То, что вы мне сейчас скажете, это, может быть, не то, что хотело бы сказать ваше сердце. Может быть, и мое сердце хотело бы услышать не то, что я сейчас услышу. Но будем тверды, дорогой профессор. Мы из тех отмеченных роком людей, которые учатся побеждать, одерживая суровые победы над самими собой. Я вас прошу, не будем портить этой минуты безмолвного героизма каким-нибудь проявлением слабости… Достаточно, чтобы вы знали, что мы понимаем друг друга. (Она делает над собой благородное усилие). Говорите, я вас слушаю.
Ле Труадек. Поверьте, сударыня, я сам страшусь своей смелости…
Баронесса. Боже мой! Что он скажет?..
Ле Труадек, очень быстро. Но я считаю себя обязанным сообщить вам теперь же, что я имею великую честь просить руки вашей дочери.
Он тяжко переводит дух.
Баронесса. Ах, так, так… (Она подавляет вздох, вздрагивает, ворочает глазами, кусает губу, садится, потом самым светским тоном). Вот неожиданность, дорогой профессор! И я должна добавить — какая лестная неожиданность! И какое счастье, я уверена, для Женевьевы, что она сумела привлечь ваш взор. Правда, это дорогое дитя обладает большими чарами. А если, с другой стороны, мы перенесемся в плоскость политических судеб, то какое счастливое совпадение, дорогой профессор, и как не вспомнить ярких мыслей Боссюэ о провиденциальных путях народов!
Ле Труадек. Боссюэ?
Баронесса. Я сейчас передам Женевьеве ваши слова. Я уверена, что она их воспримет очень живо. Может быть, она будет еще больше удивлена, чем я. До сих пор она не думала о замужестве. Это ребенок. Нельзя этого ей ставить в вину и не надо смотреть мрачно на вещи, если сначала она будет казаться немного испуганной.
Ле Труадек. Вам кажется, что она отвергнет мое предложение?
Баронесса. Я должна вам сказать, дорогой профессор, что у нас в роду при выдаче замуж молодых девушек, к счастью, не руководствуются кодексом буржуазной сентиментальности. У нас на это более высокий взгляд.