Ле Труадек. С первого взгляда, конечно. Но все это очень изменилось за последнее время. Вы знакомы с работами Штиккера?
Женевьева. Как вы говорите?
Ле Труадек. Штиккера.
Женевьева. Нет.
Ле Труадек. Штиккер доказал, что в течение последнего столетия продолжительность жизни беспрерывно возрастала: что пора зрелости и пора старости беспрерывно отодвигались. Он выразил это в формулах и произвел экстраполяцию. Вы знаете, что такое экстраполяция?
Женевьева. О нет, совсем не знаю.
Ле Труадек. Или, если вам угодно, он доказал, что настанет время, когда люди будут вполне сложившимися только в пятьдесят лет и смогут помышлять о браке не раньше шестидесяти лет. И по Штиккеру, в силу исчисления вероятностей и согласно с теорией уклонений… вы в курсе этих вопросов?
Женевьева. Мне очень стыдно, но мне никто об этом не говорил…
Ле Труадек, с наставнической уверенностью. Итак, по Штиккеру, среди нас уже есть предвестники этой эпохи, потому что всегда необходимо, чтобы кто-нибудь начал, и всегда имеются предвестники. Вот, например, я. Я чувствую себя сильнее, чем когда-либо. Пять-шесть лет тому назад вы бы нашли, что я еще немного хрупок и легко устаю, не из-за роста, который к тому времени уже прекратился, а все-таки в силу продолжающегося развития, которое тогда еще не закончилось и сказывалось на мне.
Женевьева, смотрит на него внимательно, но как будто сомневается. А!
Ле Труадек, помолчав. У вас еще остаются сомнения. Вы словно возражаете мне, что эти доказательства не слишком убедительны. Я мог бы привести другие, но мое уважение к вам не позволяет мне это сделать. Правда, приличия не возбраняют мне вам сообщить, что, обеспокоенный и сам этой кажущейся разницей лет, я счел нужным узнать мнение одного из самых выдающихся наших врачей. Ах, как жаль, что приличия заставляют меня набросить покров на… на некоторые данные, установленные этим ученым исследователем! Хоть вы и не математик, вы знаете тройное правило?
Женевьева. Да, да.
Ле Труадек. Так вот, обыкновенное тройное правило доказало бы вам, что при равенстве лет у меня наполовину больше… молодости, чем у обыкновенного человека, ровно на 50 % и что, следовательно, я в высочайшей степени могу считаться одним из тех предвестников, о которых говорит Штиккер.
Женевьева. Я чувствую, что все, что вы мне говорите, очень возвышенно, но надо быть более образованной, чем я, чтобы это хорошо понять. Когда я стараюсь следить за такими вот высокими мыслями, мне сразу что-то начинает сжимать голову кругом.
Те же, Мируэт.
Мируэт. Извините… мадмуазель Женевьева, мне нужно сказать два слова мсье Ле Труадеку. (Отводит Ле Труадека в сторону. Женевьева встает и немного отходит). Катастрофа, дорогой профессор! Сюда явилась Роланд.
Ле Труадек поникает на ручку кресла.
Женевьева, подходя. О, что с вами?
Мируэт и Ле Труадек, вместе. Ничего, ничего, ничего, ничего…
Мируэт, Женевьеве. Мне кажется, что ваша матушка вас ждет, да, наверное.
Он подталкивает ее к выходу.
Ле Труадек, Мируэт.
Ле Труадек, вставая. Ее впустили?
Мируэт. Я предупреждал швейцара: «Если явится женщина в состоянии сильного возбуждения и будет произносить угрозы, не впускайте ее. В случае надобности, позовите полицию».
Ле Труадек. Ну и что же?
Мируэт. Ну и вот, явилась молодая особа, с улыбочками слаще меда, и сказала, что она из квартиры мсье Ле Труадека по спешному делу. Швейцар не усмотрел ничего общего. (Ле Труадек пожимает плечами). К счастью, я его встретил в ту минуту, когда он шел доложить баронессе. Я сказал, что я сам выйду к этой даме и…
Ле Труадек. И вы ее не прогнали?
Мируэт. Скажете тоже! Да… Я начал с того, что поцеловал ей руку.
Ле Труадек. А потом?
Мируэт. А потом было не так-то легко выставить ее ногой в спину.
Ле Труадек, помолчав. В этом доме нет потайного выхода?
Мируэт. Для чего? Чтобы вам улизнуть? Очень это вам поможет! Таинственная надежда избежать скандала, это чтобы вы ее приняли, выслушали и успокоили. Я постараюсь быть с вами.