========== Часть 1 ==========
—…Хутор сожгли, всю семью вырезали, вплоть до грудного младенца, всё, что не смогли унести с собой, побросали в огонь, воду в колодце отравили. А ловить эльфов в лесу… — Ламберт с тоскливой злобой безнадёжно махнул рукой. — Мало нам орков за рекой! Надо писать графу, Георг, самим нам с этой бандой не справиться.
Георг — барон Георг, владетель Волчьей Пущи и заодно старший брат Ламберта — скривился так, словно у него заболели все зубы разом. Прошлой весной он уже просил аудиенции у графа. Уехал в самом конце зимы, чтобы успеть попасть в Озёрный до распутицы, а вернулся только к посевной, и не распутица, к сожалению, задержала его в столице графства. Ждал он, когда его сиятельство найдёт для него время. Время-то граф нашёл, а вот возможности как-то помочь… «У меня, барон, — пересказывал Георг его ответную речь, — таких, как вы, весь север, северо-восток и восток тоже, за исключением двадцати лиг границы с Семиречьем. А когда я прошу в казне денег на укрепление рубежей, мне объясняют, что рубежи — это граница с Краснолесьем, а остальное — так. Просто горы и реки, за которыми живут нелюди. Как будет возможность, пришлю к вам с полсотни солдат прочесать этот ваш Чёрный Лес…» — «А Чёрный-то зачем? — передёрнулся, выслушав брата, Ламберт. — Вот с дриадами мы только не ссорились!» — «А его сиятельство почему-то уверен, — ядовито ответил Георг, — что та шваль, которую изгнали из Леса Вечного и которая теперь бандитствует у нас, прячется в Чёрном Лесу. Про то, что дриады эльфов не больно-то жалуют, он, видимо, не слышал».
В общем, ничего нового в этом не было. С тех пор, как эти места принял под свою руку сир Ульрих по прозванию Одноглазый, и до настоящего времени девизом владетелей Волчьей Пущи оставалось неизменное «Я возьму сам». Сам, сам, всё сам: возьму, построю, обучу, вооружу… За что баронство платит налоги в казну, хотелось бы только знать? Однако ловить по лесу остроухую банду силами немногочисленных егерей было настоящим самоубийством, а собирать ополчение, даром что мужики в пограничье поневоле не столько земледельцы, сколько охотники… Страда же в разгаре, оторвёшь сейчас людей от уборки урожая, что они зимой жрать станут? Кору ивовую, как зайцы?
— А почему вы не наймёте бойцов в счёт налога? — Тип в тёмно-сером, на которого Ламберт, войдя в расстроенных чувствах, едва обратил внимание (кабинет Георга был и тесноват, и темноват), поднял голову от карты, расстеленной на столе, и посмотрел на Георга, ответившего ему недоумённым взглядом.
— Наёмников в счёт налога? — непонимающе переспросил Георг.
Тип пожал плечами, взял карту со стола и подошёл с нею поближе к окну. По сравнению с рослым и жилистым Георгом выглядел он и невысоким, и излишне упитанным, но движения у него были, как у человека, который не только за письменным столом штаны просиживает.
— Кто-то из ваших предков заключал же вассальный договор с графом, — сказал он. — Прочтите его внимательно, а лучше наймите кого-нибудь из судейских. Там не может не быть пункта об обязательствах графов Озёрного. Если его сиятельство свои обязательства не исполняет, вы имеете полное право отказаться выполнять свои. Наймите в гильдии два-три десятка человек, а когда приедет сборщик налогов, отдайте ему контракт, заверенный у главы местного отделения гильдии наёмников. Два-три года в таком духе — и у графа непременно найдутся солдаты, уверяю вас.
— Остался сущий пустяк, — ядовито заметил Ламберт, невоспитанно влезая в разговор. — Где-то найти деньги на два-три десятка наёмников. Или гильдия принимает не только наличные? Зерно и меха она тоже берёт?
— А вы платите налоги зерном и мехами? — уточнил непонятный тип. Непонятный — потому что Ламберт не мог определиться с его сословием: одет как простолюдин… как очень состоятельный простолюдин, но держится чересчур уверенно, и вообще… Ламберт слышал, естественно, о торговцах и мануфактурщиках, вполне способных (если бы им это кто-то позволил) купить хоть целое баронство со всем, что там построено, растёт и добывается. Однако ему при словах «богатый торговец» представлялся этакий пузан с хитрыми бегающими глазками, не забывающий кланяться сеньорам, даже если в душе он над ними посмеивается. Тип, который с бароном держится, точно с ровней — кто он такой? — Зря, — меж тем заметил этот «непонятно кто». — Лучше найдите покупателей на то и на другое… А ещё лучше — нормального управляющего.
Ламберт вопросительно посмотрел на Георга: что за тип у тебя и почему ты ему так много позволяешь? Тот сморщил нос и дёрнул плечом: «Потом». Ламберт неодобрительно хмыкнул, прошёл к старому рассохшемуся креслу у камина и сел полубоком на жалобно скрипнувший подлокотник: сложением все пятеро сыновей покойного сира Гуго пошли в отца, высокие и худощавые, но отнюдь не хрупкие. Камин по летнему времени не топился, и закопчённые камни ощутимо тянули невеликое тепло из комнаты с толстенными стенами и крошечным узким окошком — старый замок по-настоящему не прогревался никогда. Ламберт даже подумал с лёгким злорадством, что нахальный тип наверняка продрог в своём щегольском льняном одеянии.
— Карл в качестве управляющего меня вполне устраивает, — неприязненно ответил Георг на совет найти нормального управляющего. — Он по крайней мере честный человек.
Торговец (торговец, очевидно?) иронически усмехнулся.
— Честный человек, не знающий законов и не умеющий пользоваться возможностями, которые они дают? Я предпочёл бы мошенника, который не забывает ни о своих, ни о моих карманах, но дело, разумеется, ваше, господин барон. Хотите и дальше переплачивать налоги вдвое — кто ж вам враг?
— Ваши условия? — перебил его Георг.
— Пятнадцать процентов годовых и разрешение открыть лавку в Волчьей Пуще.
— Если вы откроете свою лавку, вы разорите Томаса.
— Я дважды предлагал ему продать лавку и остаться в ней приказчиком, — возразил торговец. — Уверен, доходы господина Кааса удвоились бы. Он однако желает вести собственное дело, я тоже. У меня до сих пор это получалось немного лучше.
— Нет. Разорять моих людей я вам не позволю.
Тот посмотрел на Георга с искренним вроде бы уважением.
— Отвык я в крупном городе от сеньоров вроде вас, господин барон, — сказал он. — Но когда я хочу заняться благотворительностью, я плачу’ лекарю за осмотр бедолаг, лежащих в притворе храма Канн. В ущерб своим интересам помогать нестарым здоровым мужчинам я не вижу ни смысла, ни необходимости. Простите, господин барон, но заём под смешные пятнадцать процентов в год я готов предоставить только в обмен на разрешение открыть у вас свою лавку. Если нет, то… — он развёл руками. — Любой ростовщик в Озёрном даст вам хоть десять, хоть пятьдесят тысяч, сами знаете. А я не ростовщик, мои деньги должны работать.
Георг выругался, наглый торгаш философски пожал плечами.
— Добрый совет бесплатно желаете, господин барон? — спросил он, свернув карту в трубку и похлопав ею по ладони. — Приданое гораздо лучше займа, а у вас есть брат, ещё не состоящий в браке, — он слегка поклонился Ламберту, обозначая, о ком речь. — Вместо такого же небогатого, безземельного, но со звонким именем супруга возьмите парнишку из тех же Меллеров: они мало того, что неприлично богаты, так к тому же воспитаны и образованны куда получше большинства ваших соседей. Будете в дополнение к полученным деньгам всю зиму слушать почти профессиональную игру на лютне и Энн-Сеннат на языке оригинала. Тем более, что в родстве у Меллеров уже и владетели Камышовой Башни, и князья Ак-Дага — вы будете не первыми.
— Не первыми, кто продал имя за десять тысяч? — кривенько ухмыльнулся Георг. — А свою родню не предлагаете, сударь Вебер-Меллер?
— У меня имеются только уже состоящие в браке племянники и едва ли вам подходящий признанный бастард, мать которого особа очень известная, но при этом женщина простого звания, — усмехнулся тот. — С сыном главного судьи графства от очень небогатой девушки с родословной в два локтя длиной даже сравнивать смешно.
Георг с Ламбертом одновременно и совершенно одинаково поморщились. Супруг Максимилиана, тот самый признанный бастард «главного судьи графства от очень небогатой девушки с родословной в два локтя длиной» успел в каких-то два месяца извести своим нытьём всю Волчью Пущу и был отправлен погостить к отцу в Озёрный на праздники Солнцеворота. Там он, навещая и поздравляя друзей и родственников, задержался аж до самой весенней распутицы, когда просто не смог вернуться к супругу, а затем сдружившийся с ним за зиму (сплетники болтали об очень близкой дружбе) внук графа позвал его с собой в поездку на юг, в Белые Увалы, с как бы дипломатической миссией. Максимилиан с нескрываемым облегчением позволил Винсенту сопровождать сира Готфрида в этой поездке, послав ему письмо с официальным разрешением. Запечатывая конверт, он в сердцах прибавил: «И можешь вообще не возвращаться!» Передал ли эти слова посыльный, Девятеро знают, но ответа Макс не дождался. Неловко признавать, однако деньги, полученные за то, чтобы ублюдок вошёл в старинную семью с безупречной репутацией, были уже не только получены, но и потрачены, а сам сир Винсент — ныне не бастард главного судьи, а супруг сира Максимилина из Волчьей Пущи — на хрен никому в этой дикой, нищей и опасной Волчьей Пуще не сдался. И собственному супругу — прежде всего.