— Потерпите немного, сир Ламберт, — усмехнулась, словно мысли его прочла, мужиковатая наёмница, щурившаяся, как кошка, на огонь. — Мы тут ненадолго, только обсушиться да выпить чаю… У вас ведь его ни на завтрак, ни на ужин, ни так просто не подают — ни настоящий с Лазурного Берега, ни даже кипрейный. Вот и остаётся в вашей опочивальне чаепития устраивать, чтобы обеим баронессам глаза в столовой не мозолить. Матушке-то вашей даже я не нравлюсь, шестнадцатое колено благородной крови, а уж про Фриду, колдунью безбожную, я вообще молчу.
— Это я-то безбожная? — оскорбилась та. — Да я Сот молюсь чаще, чем ты Аррунга поминаешь! У здешней жрицы аж глаза на лоб полезли, когда я в чашу Сот золотую марку кинула.
— Как она тебя вообще в храм пустила? Приморозила ты её к полу, что ли?
— Ой, девочки, не начинайте опять, пожалуйста, — вздохнула Елена. — Сколько можно?!
«Девочки» переглянулись, хмыкнули, и сира Симона неуверенно проговорила:
— Двенадцатый год уже, да, Ледышка?
— Грызётесь двенадцатый год? — уточнил Ламберт.
Они опять переглянулись, одинаково ухмыльнулись и дружно ответили: «Ага». Постоянные напарницы, значит. Сработавшиеся и понимающие друг друга с полуслова. Это хорошо. Это значит, за дорогую супругу можно не бояться, как она тут одна, когда сам он где-нибудь на окраине Чёрного Леса.
Елена продолжала трудиться над личиком Дианоры; Герта, высунув от усердия язык, скрипела пером в новой тетради; сира Симона растеклась в своём кресле, а Фрида, которая почему-то была Ледышкой, напротив, деловито брякала чашками и журчала кипятком.
— Так, — скомандовала она, — сира Гертруда, иди сюда и сядь на кровать. Если обольёшь, её высушить проще, чем спасать амбарные книги из лужи. Пирожок с яблоками или плюшку с маком? Симона, тебе остудить как обычно? А вам, сир Ламберт? Или вы крутой кипяток пьёте?
— Остудить немного, — сказал он, слегка растерявшись под таким напором. Однако было в этом и что-то… привлекательное, пожалуй. Ничего не делать, ни о чём не думать, ни за что не отвечать — сидеть себе в кресле у огня, как и хотел, да ещё с чашкой мятного чая в одной руке и с пирожком в другой. Пожалуй, не такое уж это и зло — бабы, похожие на Фриду Ледышку.
А та сунула такую же чашку своей напарнице и, снова повернувшись к нему, провела раскрытой ладонью над повязкой.
— Я думала, мне показалось, — озадаченно проговорила она, — а у вас в самом деле просто перевязка, без всякой остаточной магии. У вас что, нет нормального целителя?
— Что значит, нормального? — обиделся Ламберт. — У нас есть отличная травница.
— Да? — скептически покривилась Фрида. — И что делает эта отличная травница, когда раненый истекает кровью, которую она не может остановить? Написали бы в гильдию целителей, глядишь, нашёлся бы какой-нибудь магистр первой ступени — мальчик с очень скромным опытом, зато с вот такими амбициями. Вы что, — удивилась она, глядя на озадаченную физиономию Ламберта, — правда не знаете, как это делается? — Она уселась на подлокотник соседнего кресла и проговорила с явным удовольствием от возможности прочесть лекцию: — Когда чей-нибудь ученик наконец расплачивается с долгами наставнику и получает степень магистра, у него обычно две возможности. Вернее, три — можно стать военным лекарем, но это точно не наш случай. Так вот, мальчик или девочка с новенькой цепью на шее может остаться при своём наставнике и дальше: верный кусок хлеба, постоянные пациенты, потихоньку нарабатываемая репутация, а лет этак через двадцать можно и своих учеников брать. Или может махнуть куда-нибудь, где эти самые пациенты ещё не поделены между городскими целителями. Где не будет никакого верного куска, зато будет своё дело, свой опыт, своё имя. Нужно таким авантюристам обычно всего-ничего: патент местного сеньора и какой-никакой домишко в рассрочку. Если вашему брату не жалко того и другого, могу подсказать, как послать заявку в гильдию.
Ламберт покачал головой. Определённо, с приездом Елены Ферр как-то многовато всего начало происходить в Волчьей Пуще.
— Я скажу Георгу, — пообещал он. — Свой целитель — это вообще-то было бы неплохо.
— Вот, — сказала меж тем Елена, отойдя на шаг-другой от Дианоры, — посмотрите, сира Дианора, как вам?
Та посмотрелась в зеркало, восторженно взвизгнула и кинулась Елене на шею. Была Дианора девушка рослая, в отца, и Елена от её объятий заметно пошатнулась. Ламберт, правда, не очень понял, от чего племянница пришла в такой восторг, но с пониманием женщин у него вообще было неважно.
— Тётушка, — сказала Дианора умильно, — а меня вы так научите? И обращаться с приборами, когда их полный… как это называется? А, куверт! И танцевать? Вы же знаете модные танцы, правда?
Кажется, дорогую супругу пора было спасать от новообретённой племянницы.
— Дианора, — строго сказал Ламберт, — а матушка ваша знает, где вы и с кем?
— Нет, дядя, — честно ответила она. — Но я же могу поговорить с родным дядей, правда?
========== Часть 8 ==========
Сир Максимилиан нанял-таки вольных и даже у нотариуса договор не заверил — ну, его дело. Елена вольным не доверяла в принципе, но к её удивлению, Фрида, едва завидев главу наёмников, протянула насмешливо: «Какие люди — и без кандалов! Здоро’во, Аспид». «Привет, шлюшка, — ответствовал Аспид, невысокий и хлипкий с виду чернявый тип с беспокойными тёмными глазками. — Так всё и ходишь в ошейнике своего борделя?» — «К ошейнику всегда прилагается миска с косточкой», — влезла в разговор сира Симона, и они немного погрызлись, не скрывая взаимного удовольствия от процесса. В общем, случилась нормальная такая, как объяснила позже Фрида, встреча гильдейских шлюх с бандюгами — наёмных бойцов с вольными охотниками. И да, Аспида Фрида знала давно: в молодости вместе учились в Академии, хоть никогда особо и не дружили. Он тоже был боевиком-стихийником, и его команда была для вольных очень даже приличной, хотя и не вполне законопослушной. А уж в качестве охотников за головами его шайка из двух дриад, тролля и полуорка подходила прямо-таки идеально: от дриад даже эльфам в лесу не скрыться, а от тролля даже эльфам живыми не уйти. Интересно, это сиру Максимилиану просто повезло, или он как раз знал, что делает, нанимая Аспида?
Впрочем, у Елены своих забот хватало — на Белую Дорогу пожаловал сборщик налогов, и она, решительно оттеснив управителя, вступила в неравную схватку с королевским чиновником. Неравную — потому что тот привык к не знающему толком ни законов, ни прав своего сеньора Карлу, а нарвался на «конторскую крысу», раз за разом прихлопывавшую его томом Гражданского Права, ощетинившимся закладками. Баланс Елена впервые в жизни свела один, зато самый настоящий; зерно продала Меллерам; на шкурки ей нашёл оптового покупателя отец, так что бодаться с оценщиком, которого привёз с собой сборщик, ей не пришлось… Чиновник, не ожидавший такой прыти от какой-то бабёнки, да ещё из третьего сословия, пытался было её припугнуть. Елена расхохоталась и предложила выяснить, кто из них прав, в суде. Этак ненавязчиво напомнив, кто такой сир Винсент, супруг сира Максимилиана, и какую должность занимает его отец.
Словом, она отвоевала почти треть суммы, которую обычно платила Волчья Пуща, и даже сира Аделаида целую неделю ходила под впечатлением, почти не цепляясь к наглой выскочке. Она, собственно, уже после скандала с дочерью заметно поутихла: Дианора и себе требовала подавать на стол полный комплект приборов, и младшему брату посоветовала научиться управляться с этим кошмаром, чтобы потом над его манерами не смеялись ни в Озёрном, ни — вдруг да случится — в столице. Сама Аделаида, дочка такого же пограничного барона, застольный этикет знала в самых общих чертах, назначение половины приборов помнила очень смутно, но делать своего сына мишенью для насмешек столичных остряков вовсе не желала, а потому «наступила себе на горло», по её же собственным словам, и велела дочери и сыну учиться у Елены (Девятеро, куда катится этот мир — у суконщицы!).