Незнакомый парень, одетый как зажиточный ремесленник, точно так же хотел своего случайного партнёра по танцу и не собирался этого скрывать. И после супруги, с откровенной неохотой отбывающей свои обязанности, так и тянуло сказать: «Давай сбежим куда-нибудь». В общем, Ламберту стоило заметного усилия отстранить парня и сказать с натянутым смешком:
— После такого танца непременно надо выпить.
На него глянули с острым разочарованием, но настаивать парень не пытался, и оставалось просто забыть поскорее и его самого, и вообще это дурацкое приключение.
========== Часть 13 ==========
Они уже вернулись из Озёрного, а в замке Волчьей Пущи до сих пор гостила какая-то иссушенная то ли тяжкой жизнью, то ли собственным ядом особа преклонных лет, но без брачных браслетов. Сначала она составляла компанию вдовствующей баронессе, которую бессовестные сыновья и внуки бросили одну (сын, трое внуков и внучка, видимо, были не в счёт), а потом её задержали начавшиеся после праздников метели. Ещё она пыталась учить Аделаиду вести хозяйство (сколько у вас уходит дров — никаких денег не хватит!) и, разумеется, попыталась цепляться к Елене. Кстати, совершенно бездарно — пыталась съязвить что-то про суконное платье, в котором Елена вышла к завтраку. Елена только плечами пожала:
— Я Ферр, сира, и хоть ещё трижды выйду замуж, всё равно останусь Ферр, а Ферры — суконщики. «Сами сделали — сами носим», знаете ли, ещё со времён Владычицы Берутиэли. К тому же, в шёлке и атласе зимой холодно, а бархат слишком непрактичен. Он так быстро протирается на локтях и, простите, ягодицах.
Она не прибавила «как у вас», но это прямо-таки повисло в воздухе.
— Сир Ламберт! — возопила почтенная родственница, обретя дар речи после довольно долгой паузы. — Что себе позволяет ваша супруга?
— Что? — уточнил он деловито. — Объясните, пожалуйста, я не понял, что вас возмутило. Она сказала, что бархат не годится для будней, и я с нею совершенно согласен.
— Кстати, тётушка, — невежливо перебив раскрывшую было рот заново даму, сказал сир Георг, — метель закончилась, вон какое солнце встаёт. Уверен, вас с вашими советами по хозяйству с нетерпением ждут дома. А то уже и до Излома Зимы недалеко, а там метели настоящие начнутся, вам отсюда будет вовсе не выбраться.
Ей это, конечно, не понравилось, но сообразить, что и так уже неприлично загостилась, способна была даже такая особа. Аделаида шёлковым голосом предложила гостье помощь в сборах, та, сухо поблагодарив, отказалась. А Елена, воспользовавшись тем, что погода и впрямь направилась, решила опять хоть ненадолго удрать из замка с его кусачими ящерицами и беззубыми змеями. Для начала, как водится, в храм, а потом к пекарю, к кому ж ещё? Она за время своего отсутствия отвыкла от здешней стряпни, а теперь вот поневоле вспомнила, что кухарка у сеньоров Волчьей Пущи была ещё хуже, чем управитель.
***
Похоже, дорогой супруг совершенно искренне считал детей и хозяйство заботой женщин, но удочерив Мелиссу и вообще пообщавшись недельку с детьми, сир Ламберт, видимо, осознал вдруг, что он уже не просто младший брат барона, а глава собственной семьи. И что в делах семьи этой следует навести порядок. А раз уж он что-то решил, то действовал быстро и жёстко. Они ещё толком дух перевести с дороги не успели, как Катерина оказалась женой кузнецова сына, а Герту начали учить вместе с младшими кузенами: бой на деревянных мечах, дорожка с препятствиями, поездки верхом — пока, разумеется, во дворе замка… Катерина возмутилась, что из её девочки делают какую-то мужиковатую наёмницу: на кого она будет похожа годам к двенадцати от таких занятий? На сиру Симону, Канн прости? Ламберт коротко и сухо послал её нянчиться с полугодовалым младенцем, а у ж о своей дочери, заявил он, он позаботится сам, как сам же сочтёт нужным. Ну… понятно, кто оказался в его внезапном рвении виноват: Катерина, косясь на Елену, прошипела что-то про змеищу, которой чужие дети, видать, спать не дают спокойно. И получила такую оплеуху, что не устояла на ногах. Кажется, Ламберт никогда раньше не бил её, потому что перепугалась она до онемения.
— Эту змеищу зовут госпожа Елена, — медленно и тяжело проговорил он, придавливая мельничиху взглядом к заснеженным булыжникам двора; она даже отползти, не вставая, попыталась, побледнев так, что румяна выступили некрасивыми, совершенно чужеродными пятнами на помертвевшем лице. — И она моя законная супруга, мать моей приёмной дочери. Двадцать плетей за дерзость…
— Сир Ламберт! — возмутилась Елена. — Это мать вашей родной дочери!
Он глянул было на неё так же, как на Катерину, но на удивление быстро сообразил, что она-то не дочка мельника из городка, принадлежавшего его брату.
— Хорошо, — кивнул он. — Десять.
— Она замужем, — не уступала Елена. — Велите мужу наказать её. Вам бы понравилось, если бы меня на всеобщее обозрение разложили сверкать голыми окороками?
— Девять богов, — раздражённо сказал он, — она оскорбляет вас, а вы её защищаете?
— Не её! — сухо ответила Елена. — Вас. Вы попользовались девушкой, а теперь выставите её перед посторонними мужчинами полуголой? Её муж будет так рад и так благодарен вам!
Катерина молчала, только тихонько подвывала, не смея вмешиваться в их разговор. Народ во дворе, делая вид, что ничего не происходит, старательно изображал бурную деятельность: кто снег разгребал, кто бежал с поручением или тащил что-то на кухню. Как только косоглазие не заработали и уши не вытянули на манер заячьих, пытаясь понять, в чём там дело? Катерину в замке, как успела узнать Елена, не особенно любили: и сама «больно много о себе понимала», и за её «гоблином в юбке» вечно приходилось то отмывать полы, то собирать осколки разбитой посуды и рассыпанную крупу. Елену, изнеженную горожанку, по мнению здешних жителей, не особенно жаловали тоже, но кажется, в сегодняшнем представлении героиней будет она, а злодейкой — Катерина. И было это так глупо и так некстати!
Сир Ламберт тоже молчал, хмуро глядя на супругу. Понятно, он совершенно не хотел, чтобы кто-то хоть подумать мог, будто жена им вертит как захочет. Но и не признать справедливость слов Елены он не мог: его бывшая любовница замужем, и муж её, что отвечает за жену перед богами и людьми, — не он.
— Благодари мою супругу, — угрюмо обронил он. — И прощения проси, дура.
Катерина, вконец разочаровав Елену, проворно подползла к ней, вывозив юбку в грязном снегу, и поцеловала замшевую перчатку.
— Простите дуру бестолковую, ваша милость, — заискивающе проговорила она. — Так уж мне обидно за доченьку стало — сердце вперёд ума вылезло, а язык у нашей сестры что помело, сами знаете.
— Прощаю, — буркнула Елена, брезгливо выдернув руку. Захотелось даже снять перчатку и выкинуть её, даром что та была подбита мехом, но при этом удобно и красиво сидела на руке.
Сира Симона с Фридой помалкивали, не вмешиваясь в семейную сцену, и Елена, подавив тяжкий вздох, спросила супруга:
— Сир Ламберт, я вам нужна? Я бы всё-таки хотела прогуляться.
— До лавочки пекаря? — усмехнулся он. — Идите. Мне тоже купите что-нибудь.
— И хоть бы раз спросил, а есть ли у супруги деньги на лишний пирог, — фыркнула Фрида, стоило им отойти на десяток шагов.