Супруг спал беспокойно и неглубоко, стонал во сне, мучительно ворочался, пытаясь лечь поудобнее, хотя на ночь выпил целую чашку отвара с дурманно-сладким, коварным запахом. Целитель предлагал наложить на него какое-то заклинание, чтобы лучше уснуть, но сир Ламберт, усмехнувшись, спросил: «Елена, у вас нет с собой зеркальца? Господину Каттену не мешало бы в него посмотреться». Елена сказала, что зеркала нет, но если господин целитель склонен послушать добрых людей, то она скажет, что колдовать ему стоит разве что ради спасения чьей-то жизни. Нет, она, конечно, ничего не смыслит ни в магии, ни в магах, но выглядит господин Каттен так, будто вот-вот рухнет в обморок. Тот, как ни удивительно, послушал умных и добрых людей, и ушёл спать куда-то. Или к кому-то — судя по тому, как хмурился дорогой супруг, он наверняка думал, в чьей постели мог ночевать этот рыжий кот: лишних коек в маленьком форте не было. И не скажешь ведь ничего ни ему, ни возможному хозяину этой гипотетической постели, потому что Феликс Каттен баронскому брату не супруг и не фаворит, а уж указывать магу, с кем ему спать, с кем не вздумать даже… Фрида, наверное, без разговоров в ответ на такие указания влепила бы хоть самому барону хорошую такую сосульку в лоб. Возможностей целителя Елена не знала, но была уверена, что и он может устроить ревнивому сеньору нечто запоминающееся, хоть и не опасное для жизни и здоровья.
Самой ей не спалось, даром что она должна была устать за такой хлопотный и насыщенный новыми впечатлениями день. Хотя, возможно, дело было именно в этих впечатлениях: чуть ли не в первый раз с самой свадьбы Елена почувствовала себя занятой нужным и полезным делом. «Попроситься у супруга в интенданты, что ли?» — со смешком подумала она. Не позволит, к сожалению: река видна прямо в узкое окошко — бойницу даже, не окно, а за рекой уже Серый кряж с его орками. Хм… а если сказать, что вместе с нею останутся и наёмницы, боевой маг в том числе? Настоящий боевик, магистр Ковена, не кот чихнул (это глава отделения гильдии наёмников объяснял, почему сира Фрида дерёт… берёт за контракты так дорого: цепь магистра Ковена Боевых Магов — в Срединных Землях штука редкая; не любят маги Лазурного Берега принимать в Ковен чужаков, и чтобы туда пробиться, нужны и немалые магические силы, и ослиное упрямство… и толстый кошелёк тоже). «Всё равно не позволит, даже с магистром боевой магии», — это Елена понимала отлично.
Да и на то пошло, вот схлынет эйфория от нужных и полезных дел, и останется тесное и неуютное приземистое строение, из которого даже выйти толком некуда, и ты в нём — досадная помеха для супруга, лишённого возможности привести в эту каморку своего целителя. А уж какие взгляды кидал на Каттена сир Ламберт… кажется, ни про ожоги, ни про переломы не вспоминал даже. Надо же, как его зацепило. В первый раз нарвался на кого-то, кто может согласиться, а может и послать тёмным лесом, к ограм в горы? И кому грозить не получится, а подкупать бесполезно? Рыжий наглый кошак, который сам решает, на чьи коленки запрыгнуть — именно то, что нужно, чтобы прищемить брату владетеля самолюбие… и восхитить готовностью выложиться полностью, выполняя свой долг и сверх того. Безупречная наживка для мужчины, никогда не знавшего отказа. И самое забавное, что Каттен даже в мыслях наверняка не имел кого-то там ловить. Пришёл, обнюхал свою новую территорию, пометил углы, улёгся у огня и ещё посмотрит, кому дозволено будет чесать его за ухом, а кто получит когтистой лапой за попытку протянуть руки к его шкурке.
— Спокойно-то как стало, да? — усмехнулся Ламберт, проводив супругу с её охраной и передав, кстати, с нею донесение об очередном орочьем налёте Георгу.
— Зато чисто стало, и еда поприличнее, чем обычно, — справедливости ради заметил сир Вениамин, хоть и морщился вчера от бабьей стрекотни. Он посмотрел на всё ещё перекошенного на левый бок командира и покачал головой: — Рано вы встали, сир Ламберт. Вам ещё бы хоть денёк полежать. Не знаю, чего там ваш колдун налечил, но смотритесь вы всё равно — краше в гроб кладут.
Пренебрежительное упоминание о Каттене, который, как отлично видел Ламберт, вытащил буквально из могилы двоих отличных бойцов, неприятно царапнуло.
— Колдун срастил магией кости, — сухо сказал он. — Это очень больно и отнимает много сил, но я уже через неделю, а не через месяц смогу вернуться к своим обязанностям.
— Да? — сир Вениамин заинтересовался. — Он и так может? Очень полезно, не знал.
«А что ты вообще знал?» — с раздражением подумал Ламберт. Несправедливо, конечно: что, собственно, мог знать младший сын мелкого пограничного сеньора, если читать и писать его учила жрица из таких же мелких пограничных бесприданниц, сама неважно умеющая и то, и другое? Это отец, а теперь и брат нанимал своим детям хоть каких-то учителей, — бароны же как-никак — а при храмовой школе многому ли научишься?
— Но, пожалуй, вы правы, — сказал он. — Оставляю форт на вас, сир Вениамин, а сам поваляюсь ещё денёк или два. Если что-то серьёзное, встану, конечно, а если нет, вы и сами отлично справитесь.
Тот охотно покивал, а Ламберт вернулся к себе. Чтобы застать там несносного рыжего котяру.
— Всё-таки встали? — с неудовольствием спросил Каттен.
— Уже ложусь обратно, — заверил его Ламберт, хоть и глупо было оправдываться перед лекарем. — Супругу проводил, проверил, всё ли в порядке — теперь можно с чистой совестью валяться.
Он подошёл вплотную и обнял котяру, ткнувшись носом в густые и жёсткие медные волосы.
— Супругу выпроводил, а не проводил, — насмешливо поправил тот, не делая, впрочем, попыток вырваться, — и тут же пошёл налево.
Ламберт смолчал, продолжая тереться то носом, то щекой об его волосы и поглаживать спину под дурацкой овчинной безрукавкой, которую Каттен где-то успел здесь раздобыть. На что-то посерьёзнее, чем потирания-поглаживания не хватило бы сил, да и боль помешала бы, но даже просто обняться и стоять вот так было неожиданно… не приятно даже, а… Ощущения были непривычными, слов для того, чтобы их описать хотя бы для себя, остро не хватало, но котяру отпустить было невозможно, даже если бы шипел и царапался, и уж тем более — если с тяжким вздохом положил голову на плечо.
— Я сейчас упаду и усну, — сказал Каттен. — И вы, в вашем нынешнем состоянии, боюсь, меня не удержите, сир Ламберт.
— Предлагаю упасть вместе. А ещё предлагаю наедине обходиться без «сира».
— Может, мне наедине вас звать просто Бертом, как ваши братья? — фыркнул тот.
— Неплохая идея, — согласился Ламберт. — Феликс…
========== Часть 17 ==========
Елена готовилась честно скучать остаток зимы, но уезжать в Озёрный пришлось задолго до предполагавшегося срока: отцовский управляющий, не доверяя почте, послал нарочного с сообщением о том, что с Августом Ферром случился удар. Елена за какой-то час покидала в дорожный сундучок самое необходимое и до утра моталась по комнате маятником, благо сир Ламберт опять прочёсывал лес, отлавливая очередную банду, и никому она спать не мешала. А ранним утром, ещё и светать не начинало, она попросила сиру Симону поторопить кучера почтовой кареты, передав для мужичка золотую монету — первую из того ручейка, что потёк по дороге. Выехали, едва небо на востоке посерело, и на каждой станции смотритель получал по золотому, чтобы позволил взять свежих лошадей вне очереди. И те, кто должен был получить этих лошадей — тоже. Хвала Девяти, народ всё был либо слишком простой, чтобы бодаться с супругой сира Ламберта из Волчьей Пущи, либо слишком… м-м… небогатый: немолодая супружеская пара благородных кровей оскорбилась бы попыткой суконщицы влезть перед ними, но почтительная просьба уступить лошадей женщине, спешащей к умирающему отцу, была выслушана благосклонно, тем более что подкреплялась звонкой компенсацией.
А Август Ферр умирать вовсе не собирался: сердце у него, как сказал семейный целитель, было на зависть иному юноше, так что прожить он сможет ещё лет двадцать. Но ни ходить, ни, скорее всего, говорить, увы, он не будет, потому что левая половина тела отказала ему практически полностью. Конечно, говорил господин Фестиниус, всегда есть надежда на лучшее, поэтому массаж, массаж, массаж, прогулки (в коляске, разумеется), лёгкое чтение, лёгкая же, но полноценная пища… Правая рука худо-бедно действует, так что совсем уж беспомощным калекой господин Ферр себя чувствовать не будет: сможет и есть сам, и страницы перелистывать, и прочие мелкие действия выполнять самостоятельно. Даже, возможно, со временем, будет в состоянии проверять счета или выполнять подобную несложную работу, чтобы не чувствовать себя обузой. Обычно, правда, такие больные становятся рассеянными и неспособными сосредоточиться на одном деле, но господин Ферр не производит впечатления человека, готового опустить руки, а любой недуг хоть частично, да отступает перед решимостью и волей. Елена кивала, и облегчение «Жив, хвала Девяти!» мешалось с ожиданием грядущих проблем. Вернее, не так проблем, как забот: и просто нудных, требующих бесконечного терпения и щедрых денежных вливаний, и довольно… смутных в своей перспективе.