– Я в этом не сомневаюсь. Поскольку, как мне кажется, вы обладаете весьма незаурядными способностями.
В этом вполне посредственном комплименте ей почему-то послышались несколько игривые и даже эротические нотки Так или иначе, его слова доставили ей определенное удовольствие, и бдительный рассудок тотчас же счел нужным, напомнить, что еще утром она поклялась самой себе проявлять здравомыслие во всем, что касается Дрейтона Маккензи.
Наконец Кэролайн взглянула на Обри и кивнула ему в знак того, что он может продолжать.
– Вместе мы соберемся уже за ужином. Леди Симона и леди Фиона будут ужинать отдельно, в комнате для занятий, мы же соответствующим образом переодевшись, встретимся в восемь часов в гостиной, чтобы выпить аперитив и обменяться полученными впечатлениями.
– Должны ли мы узнать еще что-то полезное? – поинтересовался Дрейтон.
– Пока этого достаточно.
– Отлично. – Дрейтон обернулся назад: – Симона, Фиона, теперь вы можете пойти в сторонку и… немного порезвиться. – Девочки тут же сорвались с места, а он перевел взгляд на Кэролайн: – Леди Кэролайн, могу я поговорить с вами наедине?
Она кивнула, а Обри тотчас же поспешил предупредить:
– Прошу учесть, что вы не должны уединяться на глазах у других.
– Как понимаете, этого требуют правила приличия, – добавил Хейвуд. – Так что оставайтесь в пределах видимости, чтобы в случае необходимости мы могли бы с абсолютной уверенностью подтвердить полное соблюдение благопристойности.
Кэролайн позволила Дрейтону отвести ее к речке, меж тем как сознание настойчиво твердило о необходимости сдерживать свои чувства – с тем, чтобы оправдать ожидания благородного сообщества. Однако в голове звучал не только голос рассудка, но и некий другой, упорно напоминавший о том, какое наслаждение может принести пренебрежение этими самыми приличиями. А воспоминания о прошлой ночи делали его доводы куда более убедительными.
– Я, конечно, хотел бы поговорить с тобой об этом не здесь и не сейчас, – начал Дрейтон, остановившись вместе с ней на берегу. – Однако сегодня я не могу полностью распоряжаться собой, поэтому, думаю, более удобного случая уже не представится.
Он пару раз кашлянул и умолк, устремив взгляд куда-то вдаль. Подождав несколько секунд, Кэролайн решила его подтолкнуть:
– Так о чем ты хотел со мной поговорить?
Дрейтон приподнял подбородок и, мучительно сглотнув, выпалил:
– Я считаю, что нам следует пожениться.
Не в силах сдержаться, Кэролайн рассмеялась. Однако Дрейтон, судя по его взгляду, не находил здесь ничего комичного. Перестав наконец хохотать, на что потребовалось немалое усилие, она помотала головой:
– Дрейтон, ты что, серьезно? Нет, ты, конечно же, шутишь.
– Я абсолютно серьезен.
– О Господи! – вздохнула Кэролайн. – Ты в своем уме?
– Надеюсь, ты не забыла о том, что произошло ночью?
– Об этом я буду помнить всю свою жизнь, – с улыбкой заверила она. – И поскольку мне не удалось своевременно поблагодарить тебя и выразить свой восторг, то позволь сделать это сейчас. Не будь мы под бдительным присмотром, я бы даже поцеловала тебя… в щечку.
– Кэролайн, я тебя обесчестил.
– То, что между нами произошло, было просто замечательно, – сказала Кэролайн, начиная испытывать некоторое раздражение по поводу проявления столь нелепой порядочности. – Однако это вовсе не причина навязываться мне в мужья. Кроме того, как ты знаешь, я уже давно не девственница, так что какое-либо чувство вины здесь совершенно неуместно. Я, конечно, восхищаюсь твоим благородством, по все это действительно ни к чему.
– А ты подумала, как пострадает твоя репутация, если о случившемся кто-то узнает?
Ну, поскольку Симона до сих пор ничего такого не ляпнула, а Обри с Хейвудом столь ревностно пекутся о соблюдении приличий…
– Если мы с тобой будем помалкивать, то каким образом это может стать кому-то известным?
Нахмурившись, Дрейтон снова уставился вдаль.
– Послушай, – мягко произнесла Кэролайн, – разве твои друзья, столь приверженные догматам светской жизни, не говорили тебе, как ты должен действовать в матримониальном вопросе?
– Пока нет, – нехотя отозвался он. – Но это, несомненно, скоро случится.
– Тогда позволь мне подготовить для них почву. Я хоть и не выросла в аристократической, среде, но тем не менее представляю основные принципы, по которым строится жизнь представителей высшего сословия, и знаю, что пэры никогда не женятся по любви.
– Поскольку честь пэра требует от меня абсолютной честности, – мрачно проговорил Дрейтон, – я должен признаться, что и не испытываю к тебе какой-то любви.
– Я тоже тебя не люблю, – отозвалась Кэролайн. Она по-прежнему не понимала, к чему весь этот разговор. – То, что было ночью, мне очень понравилось, но это совсем другое. Ради хорошего времяпрепровождения пэры, кстати, тоже не женятся. Вступая в брак, они руководствуются финансовыми соображениями и выбирают ту девушку, за которую дают большое приданое.
– Ну, денег-то и у тебя достаточно.
– Да, судя по твоим словам. Но свою долю ты получишь и так, независимо от того, за кого я выйду замуж. Ты не выгадаешь ни единого фартинга, если прикуешь меня к себе. И наоборот, дополнительные средства появятся, если мы оба вступим в брак с другими.
Черт возьми! Неужели он не понимает очевидного?
– Да, все это так, но… – Дрейтон стиснул зубы.
– Что – но?
Повернув голову, он посмотрел ей в глаза.
– Дело в том, – его голос был несколько напряженным, – что мне хотелось бы и впредь заниматься с тобой любовью. Этой ночью я тоже получил огромное наслаждение.
Ах вот в чем дело… Пару раз моргнув, Кэролайн улыбнулась. Похвальная откровенность.
– И если бы мы с тобой были сейчас одни, – тихо продолжил Дрейтон, – этот разговор вообще бы не состоялся. Потому что ты бы уже давно лежала на траве с задранными юбками… Или вообще без одежды.
Что ж, довольно-таки утешительно осознавать, что не только ей приходится бороться с призывами плоти и бурной фантазией.
– Если бы мы встретились при иных обстоятельствах, – начала Кэролайн, стараясь уравновесить откровенность и здравый смысл, – я была бы совсем не прочь стать твоей любовницей. – Ее сердце бешено колотилось, внизу живота ощущалась пульсация. – Но поскольку мы оба окутаны паутиной социальных условностей, поскольку перед нами маячат определенные финансовые перспективы… – Она пожала плечами. – Как говорится, отличительной чертой всесторонне развитой личности является способность противостоять искушению.
– В таком случае мне не хочется быть развитой личностью, – отвернувшись в сторону сказал Дрейтон.
– Тем не менее нам обоим будет значительно легче жить, если мы сумеем с собою, совладать. Нам просто нужно держаться друг от друга на расстоянии, удовлетворившись тем, что у нас была одна безумная, восхитительная ночь и что наша близость не привела к каким-либо последствиям.
– А ты уверена, что последствий не будет?
– Абсолютно.
Дрейтон вновь взглянул на Кэролайн:
– А если ты ошибаешься?
– Нет, не ошибаюсь, – заверила она.
Он облегченно вздохнул:
– Что ж, в таком случае можно считать, что проблема улажена.
– Ну слава Богу! – произнесла Кэролайн и засмеялась. Однако этот смех получился несколько принужденным, совсем не таким, как ей хотелось. – Думаю, пора созывать девочек, – беспечно добавила она, стараясь скрыть свое замешательство, – и ехать дальше, чтобы поскорее прибыть в наш славный и процветающий замок Райленд.
Что ж, насчет славы он спорить не будет, а вот что касается процветания… Однако Обри с Хейвудом уже заявили о своем желании заняться управлением хозяйством, а они ребята смышленые и способные… Так что теперь это не его забота.
Согласно кивнув, Дрейтон предложил Кэролайн руку.
Глава 9
Они не увидели, ни аккуратно подстриженной живой изгороди, которая тянулась бы вдоль подъездной аллеи, ни вазонов с пышно разросшимися цветами, обычно выставляемых вдоль лестницы главного входа. Не было также опускаемого моста, рва и башенок – ни целых, ни осыпающихся. Здание состояло из девяти каменных корпусов желтоватого цвета. Самый большой из них находился, естественно, в центре, а с его боков прилепились в ряд по четыре поменьше – совершенно разных размеров и архитектурных стилей. Впрочем, вдоль верхней части фасада главного корпуса тянулась зубчатая кромка, что навело Кэролайн на мысль о том, каким образом замок Райленд получил свое название. Очевидно, это произошло еще в те годы, когда подъездная аллея была обильно усыпана ракушками, которые затем под колесами и подошвами превратились в пыль, к настоящему моменту утрамбованную до каменной твердости.