Хорошо. Тихо. Лежишь, а над головой карта звездного неба — космос! Вокруг покоренный, смирившийся океан. Теперь, после бури, он совсем голубой, как в атласе, принадлежавшем когда-то капитану подводного корабля. И звезды те же, что в атласе…
Вдруг словно ледяная волна плеснула Жене в лицо. Откуда-то с воли донесся встревоженный голос матери:
— Женя, ты дома? Скорее вниз!
Женя не сразу понял, чего от него хотят, а поняв, никак не мог отворить дверь. Скатился с лестницы, взглянул на отца, вскрикнул:
— Сердце?
Втроем они начали подниматься наверх, останавливаясь чуть ли не на каждой ступеньке. Мама и Женя спрашивали по очереди:
— Ну как?
Отца прежде всего ввели в гостиную и усадили в кресло. Малиновая обивка особенно резко подчеркнула бледность его лица. Сжав подлокотник рукой, которая и сейчас дрожала, Женя шепнул:
— Устал?
Вместо «устал» чуть не получилось «загнал». Оттого что в письме Толика было сказано:
«…Дело не только в тебе. Боюсь, что отец ни за что загонит себя, да и мама…»
— Мама, — предложил Женя, когда мать отсчитала в стопочку капли из пузырька. — Я пойду проветрю у вас, ладно? — Он не тронулся с места, пока отец не запил лекарство водой; тот пил медленно, не поднимая морщинистых век. — Мама, я сам ему постелю.
Мать появилась в кабинете-спальне, когда Женя успел растворить настежь окно. При этом грохнулся стул, но она даже не сделала замечания. Она в изнеможении сбросила остроносые туфли и нагнулась за шлепанцами. Сквозь тонкие, праздничные чулки просвечивали отечные, испещренные жилками ноги.
— Мама, я все сделаю сам. — Когда Женя старается, он работает не хуже других. — Ты сиди. Отчего это с ним, как ты думаешь?
— Причин хватает, разве у папы сладкая жизнь?
Женя узнал, что отцу сделалось плохо у Касаткиных за столом. Только начали ужинать — и вдруг… В другое время мама бы непременно воскликнула: «Какая у них изящная сервировка!» Но сейчас она была сама не своя, не сразу находила слова. Она показала на отцовскую простыню, которую Женя подворачивал под тюфяк, и выговорила со вздохом:
— Вот какое у него стало лицо. Белое-белое.
Давно у Жени с мамой не было настоящего разговора. Постелив, он предложил:
— Давай еще чего-нибудь сделаю.
Мама снова вздохнула:
— Ты мог бы во многом помочь, если бы захотел…
Она поднялась и в обнимку с Женей подошла к большому, красивому зеркалу. По уговору, Жене не полагалось возле него вертеться. В зеркале отразилась странная пара. Низенькая, полная, обтянутая нарядным лиловым платьем мама и долговязый растрепанный сын, успевший извалять на балконе свой серый костюм.
— Видишь, Женя, себя?
— Ну, вижу…
Женя не подозревал, что мирно поблескивающее зеркало способно в один миг доконать человека. Оно напомнило ему про синяк и про ссадины, показало, каким уродом он выглядит уже сутки. Женя не какой-нибудь бесчувственный идол, он понимает, как некстати сейчас заниматься своей внешностью, да еще противной до невозможности. Надо же, чтобы в таком виде его занесло к Звонковым! Хотя они вроде бы ничего не заметили. Ларка — может быть. Остальные — нет.
— Почему ты, Женя, молчишь? Тебе хоть мало-мальски стыдно? — Мама принялась объяснять, почему Жене должно быть стыдно. И даже не мало-мальски, а очень.
Неужели правда, что отец заболел из-за него? Но ведь не приди Валентина Федоровна…
— Говори, стыдно?
— Ну, стыдно…
— Будешь хорошим?
— Буду.
Всегда? Отвечай.
— Наденька… — донеслось из гостиной. Голос отца уже не был таким слабым. Вероятно, подействовали минуты отдыха и капли. Тридцать штук на прием.
— Иду! — всполошилась мать. — Женя, закрой окно.
Женя на минуту задержался между постелью и зеркалом, прикидывая, может ли он всегда быть хорошим. Прежде чем дать обещание, надо твердо знать, что ты его выполнишь. Так наставлял Савелий Матвеевич. И, кроме того — в этом Женя успел убедиться сам, — очень важно, чтобы и другие тебе поверили.
Был с ним однажды случай… Тоже связанный, между прочим, с болезнью. Захворал Анатолий, и матери никак нельзя было от него отойти. Женя, хотя он был еще совсем мелюзгой, взялся съездить в центр за лекарством. В аптеку № 1 — только там имелась прописанная врачом микстура. Ехать не трудно — от Сокольников до улицы 25-го Октября прямое метро.
Когда Женя вернулся домой и сказал, что аптека закрыта на ремонт, ему не поверили. Отец пошел к автомату и выяснил, что в аптеке № 1 ремонтом даже не пахнет. Он сразу захотел пустить в ход ремень, но Женя кричал и плакал. И клялся, что он не истратил на мороженое проездных денег, что доехал до центра, своими глазами видел замазанную мелом витрину и надпись на двери: «Закрыто на ремонт». Видел над всем этим вывеску. Очень крупно: «Аптека».