Сердитая девочка мялась, мялась и вдруг, словно в пику всему дому, выпалила:
— Женя, а ну, садись за чертеж! Где ты думаешь расположиться?
Так и сказала — «расположиться»! И подошла к столу. А рыжеволосый парнишка упорно терся возле книжного шкафа, наверняка что-то высмотрел и хотел попросить на дом почитать. Еще не хватало! Евгений и тот вроде насторожился. А кто ему, чудаку, мешал сразу при появлении этих представителей незаметно запереть шкаф?
— Вы мне поможете? — спросила Надежда Андреевна и стала вместе с Лидой снимать со стола вещички, переправлять их на подоконник.
Отношение девочки к чужому добру ей очень понравилось: даже скатерть сложила бережно, уголок к уголку. В конце концов все могло оказаться гораздо хуже. Предположим, гостиная уже была бы застелена богатым ковром… Тогда рыжий парнишка в башмаках на резине оказался бы истинным бедствием в доме.
— Ну вот, Евгений, можешь располагаться…
Надежда Андреевна быстро всех оглядела. Заметили или нет ребята, что она между делом сумела извлечь из вазы присланные Толиком деньги и даже неслышно замкнуть шкаф? Нет, вроде бы не заметили! А вот Женька следил… Изъятие денег пришлось ему, видно, не по вкусу, зато предосторожность с книгами явно одобрил. Когда ключ очутился высоко на шкафу, он, дурачок, даже вздохнул с облегчением.
Правда, как оказалось, без всех этих мер можно было вполне обойтись. Чистюля девочка приросла к стулу, пока Женя чертил. Рыжеволосый парнишка очень быстро ушел. «Нагрузочек у меня, — говорит, — хватает!» — и потащился на какую-то секцию «М» какого-то «Клуба пытливых».
Остаток дня прошел на редкость мирно и дружно. Втроем, всей семьей, отобедали у себя на кухоньке, вечером не спеша поужинали. Вспоминали четвертого, Анатолия. Решали, что купить Жене в подарок, остановились на обуви, как и было задумано. Еще раз обсудили план приема гостей. Хотелось тридцать первого мая пригласить всех, кого следует. И непременно Тимошина, отцовского покровителя! День рождения сына вполне подходящий предлог.
Будущий именинник вел себя уже не так беспокойно, как утром или же накануне. Не задумывался, не слонялся без дела, временами что-то зубрил. Достанет из кармана смятую бумажонку, по-видимости шпаргалку, расправит ее и всматривается, вроде старается затвердить. А потом с чего-то все улыбается… Объявил, что завтра встанет не в семь, а ровно в половине седьмого. «У меня, — говорит, — нагрузочка за нагрузочкой».
Перед сном, когда Женя уже лежал на тахте, натянув одеяло до подбородка, Надежда Андреевна подошла, погладила его жесткие волосы, сказала с улыбкой:
— Вот и взялся за ум. И товарищи у тебя не такие плохие. Ведь все-таки помогли, а?
Женя ответил не сразу. Кто его знает, о чем он думал, когда, вновь погрустнев, глянул куда-то поверх шкафа и по лицу его пробежала тень. На миг матери показалось, что он хотел ей в чем-то открыться, как это случалось в прежние времена. Но он лишь буркнул:
— Пока помогли. — И сонно прикрыл глаза.
30. Приличный прием
В доме Перчихиных гости. Стол, раздвинутый чуть не во всю гостиную, застлан ослепительно белой скатертью, блюда с закусками украшены свежей зеленью и молодой, взятой на рынке редиской. Ужинать не садятся — ждут Тимошина. Виновник торжества, так сегодня уже несколько раз называли Женю, обряжен в шелковистую тенниску, преподнесенную ему утром родителями, обут в новые, скрипучие, пахнущие кожей сандалии. Волосы Жени, влажные после душа, приглажены, насколько их вообще можно пригладить. Он стоит посреди гостиной, не спуская восхищенного взора с новехонькой электробритвы, полученной от семьи Касаткиных. Прекрасный подарок молодому человеку ко дню рождения, надо лишь потерпеть до той поры, когда ему, его бледным впалым щекам и длинному подбородку, он станет необходим.
Жене такой подарок сильно польстил: знают, кому что требуется! Женина мама проницательней: она сразу догадалась, что бритва эта куплена довольно давно и вовсе не к пятнадцатилетию ее мальчика. Что предназначалась она Касаткину, но, поскольку Зоя Леонидовна прослышала о появлении новейшего, усовершенствованного образца, эту, тоже очень миленькую электробритву, отложили до случая.
В нарядном вишневом платье, в щегольском фартучке, оберегающем это платье, хозяйка дома выравнивает перед приборами хрустальные бокалы, весело отражающие огни люстры. Выровняла, шепнула сыну:
— Ступай на балкон, займи Ирочку.
Ирочка, Ирка-Касатка, — единственная сверстница Жени, приглашенная на его рождение. Будь Женина воля, он бы отпраздновал этот день по-своему. Вчера Валентина Федоровна, столкнувшись с ним в коридоре у физкультурного зала, спросила, собираются ли в семье отмечать его пятнадцатилетие; видно, не случайно спросила. До того стала внимательна, что сама разузнала точную дату. Вообще в восьмом «Б» теперь столько внимательных, что у Жени мелькнула мысль кое-кого пригласить. Не то что уж прямо так пригласить: «Ах, ах! Милости просим!» Но если бы напросились сами, то можно бы и сказать: «Валяйте!» Однако Валентине Федоровне он ничем своих мыслей не выдал, помня про приличный прием гостей. Буркнул: «Да, собираются». И бежать.