За парком, через Тепловозную, стоят двухэтажные облупившиеся домики, лепятся к капитальному забору сортировочной станции гаражи. Низкие гудки большегрузных локомотивов приподнимают крыши, отдаются в распахнутых по случаю жары окнах глухим дребезгом. Голуби и вороны не шевелятся: привыкли.
Женьку нашла за гаражами, у древнего дуба, возле качелей, сделанных из верёвки и автомобильных камер, нашла по голосу. Женькин голос ни с чьим другим не спутаешь - бас линяющего тинэйджера, как он сам выражается.
- Тварь ты ушастая,- ругался друг.- Скотина безрогая. Самка кота!
Самка кота жмурила зеленущие глаза и зевала во всю пасть, демонстрируя отменное презрение. Неподалёку барахталось её семейство - шесть рыжих, в мамашу, милашек и двое чёрных бандитов. Чёрные были заметно крупнее и явно старше рыжих.
- Кис-кис,- сказала я, доставая вискас.
Женькина Мурка, зная подлую человечью натуру, прятала потомство в потайных местах и только потом ставила хозяев перед фактом: бегающих паразитов уже не утопишь. Котилась она исправно три раза в год. Дети у неё получались пушистые и красивые, их охотно разбирали люди.Но сегодня Мурка совершила неслыханное. Помимо своей шестёрки привела ещё двоих приёмышей, где только взяла.
- Погляди на них,- сокрушался Женька.- Абреки какие-то. Ты башкой думала, мать, за кого вписываешься?
'Мать' лениво чесала за ухом и дразнила хвостом 'абреков'.
- Дура блохастая,- в сердцах высказался Женька.- Привет,- это уже мне.
Я присела на качели, толкнулась ногой. Еле слышно заскрипела верёвка, мир поплыл, закачался... У Женьки круглое лицо, нос картошкой, крупные точки золотых веснушек на щеках и серые глаза. Он очень похож на отца, Петра Евгеньича, машиниста-инструктора, старательно ему подражает во всём, в разговоре в том числе. Эта его фирменная 'мать' оттуда же, от папы.
- На карьер?- спрашивает Женька и улыбается.
- Ага,- соскакиваю с качели.
Старый выработанный карьер давным-давно залили водой, получился пруд. Самое то по жаре. С обрыва кинуться в холодную воду, скребануть пальцами по дну, потом вверх, к солнцу, к воздуху... и обязательно повторить сначала! Главное, потом мокрый купальник тишком в стиральную, чтобы бабуля не просекла... Карьер - Место Ужасное, и за купание в карьере мне вломят порядочно. Я подумала об этом и забыла. Легче получить прощение, чем разрешение, верно?
Обходить сортировочную станцию было лениво. Всегда лениво и всем. Поэтому в заборе зияла дыра и народная тропа к той дыре вела широкая, утоптанная, по всему видно, зарастёт очень не скоро. На самой станции - вагоны, вагоны, вагоны, маневровые старенькие ЧМЭЗы, дальнобойные трёхсекционные большегрузы. Я всё гадала, чтó перевозят на платформах без верха, но с высокими стенками из сетки-рабицы. Воображение рисовало лошадей, коров, африканских жирафов... Пару дней назад увидала что. Автомобили. Обыкновенные легковые автомобили...
- По третьему пути проследует локомотив, будьте внимательны и осторожны,- сообщает динамик.- По третьему пути проследует...
Локомотив уже свистит, но его пока не видно за поворотом. Однако звук нарастает стремительно: скорость у локомотива что надо.
- Эй! Стой!
- Бежим!- дёргает меня Женька.
И мы бежим, подныривая под вагоны. Азартно ёкает сердце. Страшно, если вагон вдруг поедет, ещё страшнее, если поймают. Женьке батя всыплет ремнём, а мне... Мне бы лучше тоже ремнём, если честно. Но бабуля за то, что девочек бить нельзя. Бить нельзя, зато уничтожать тотальным бойкотом можно... Бойкот может длиться неделями, и всегда первой не выдерживаю я. Что, естественно, воспринимается как моё поражение; ненавижу!
- Сюда!- Женька толкает дверь теплушки, вскакивает сам, подаёт руку мне, и - шар-рах! - захлопывает дверь.
Мы зажимаем рты ладонями, нас мучит адреналиновая одышка, но дышать в полную силу страшно. Вагон крупно дрожит: по третьему пути летит локомотив.
- Грёбаные мальчишки!- раздаётся злобный мат.- Лазят по вагонам! Чтоб их всех... Мать их перемать... и бабушку тоже!
Мужик ещё долго ругается, а мы загибаемся от нехватки кислорода. Лязг, тишина, снова лязг. Вагон дёргает, потом начинает плавно тащить.
- Женька!- перепугано шиплю я.
- Тих, мать, пусть отъедет подальше, там и спрыгнем,- шипит он в ответ
Тадах. Тадах-тадах.
- Да ну тебя, дурак, пошли!
- Сейчас, ещё чуток...
Тадах-тадах, тадах-тадах. Скорость растёт.
- А-а-а!- ору я, хватаюсь за дверь, и... не могу сдвинуть её с места, тут же липким холодом по спине, - неужели заклинило?!- Что зеваешь, помогай!
Женька бросается к двери. Вдвоём мы кое-как откатываем её и шарахаемся назад, в тёмное нутро вагона. Состав уже набрал скорость, не спрыгнешь.
- Женька, скотина!- убить его готова!
- Да ладно,- храбрится Женька.- На Заготзерно пошёл. Или на кирпичный... Не парься.
- А как я выбираться оттуда буду?!!
- Выберешься, не дрожи. Главное, чтобы не застукали!