— И что же это? — весело спросил Водт.
Он продолжал улыбаться, и она видела, что он убежден, что она желает того, что могут желать все женщины в наши дни — здорового ребенка, блестящей безделушки, его бессмертной любви. Но Эмми была не такая и никогда не будет.
— Я хочу свободы.
Он фыркнул, глядя на нее с недоверием.
— Разве ты не слышала, что я сказал, когда выводил тебя отсюда? Ты действительно предпочла бы умереть, чем быть со мной?
Голос Эмми был мягким и искренним, когда она ответила ему, опустив глаза.
— Я бы действительно предпочла, чтобы меня оставили в покое, чтобы прожить остаток своей жизни, будь то всего пять минут или же пятьдесят лет свободной.
Он физически воспротивился ее ответу.
— Это неестественно. Как ты можешь не хотеть иметь пару и ребенка? Это то, для чего ты рождена.
— Для меня это вполне естественно. Не противоестественно для женщины моего времени даже желание быть лидером всего мира. Там, откуда я родом, женщины могут — и делают — все, что делают мужчины, иногда гораздо лучше, чем они.
Он даже не пытался сдержать смех, и это разозлило Эмми.
— Ты был там сегодня днем. Как ты думаешь, кто в той отвратительной операционной был человеком с большим медицинским опытом? Самый большой опыт, хотя я никогда не была хирургической медсестрой? Как ты думаешь, кто на самом деле является причиной того, что этот молодой человек будет жить — и я дам тебе подсказку — это не кто-то из так называемых врачей, которые были там, — она не смогла удержаться, чтобы не ткнуть указательным пальцем ему в грудь, или, точнее, не ткнуть им в кирпичную стену — это, вероятно, причинило бы меньше боли.
Тяжело вздохнув, Эмми закрыла рот. Она не понимала, зачем вообще пытается объяснить ему эти вещи. Он не хотел их слышать. Она была просто вместилищем для него, просто кем-то, в кого можно влезть с надеждой оплодотворить.
Элементарно.
Основы биологии.
Наименьший общий знаменатель.
Все вернулось к тому, что было сотни тысяч лет назад — человек вышел из пещеры и убил дракона, а маленькая женщина осталась в пещере и заботилась о детях, которых он на нее повесил, хотела она того или нет. Это была ее единственная роль — ее единственная реальная ценность для общества.
Она даже не заметила, что плачет, но он, очевидно, заметил, потому что подошел и обнял, крепко прижимая к себе и изо всех сил стараясь осушить ее слезы, которые не прекращались, даже когда он поднял ее на руки и отнес к своей кровати. Только на этот раз — впервые — он не сделал это ради секса, хотя это безошибочное жужжание всегда звучало на заднем плане, когда они были рядом. Он просто обнял ее, успокаивающе поглаживая спину, пока она плакала, нежно целуя ее влажное лицо и протягивая кусок туалетной бумаги, служащей салфеткой, чтобы она могла высморкаться.
Затем он снова заключил ее в объятия, которые она нашла тревожно-утешительными, и предложил положить голову ему на грудь, а сам обнял за плечи.
— Расскажи мне, откуда ты родом, — попросил он, и она подумала, что это, вероятно, просто отвлекающий маневр, призванный вывести ее из депрессии и на некоторое время остановить ее плач.
Но он — невольно — открыл шлюзы. Ей было все равно, верит ли он в то, что она говорит. Все равно приятно было сказать это кому-то — даже ему.
Она не знала, как доказать ему — она даже не была уверена, хочет ли этого и должна ли этого хотеть. Но ей удалось сбросить с души многое, о чем она даже не поведала Андже, которая безоговорочно поверила ей.
Она чувствовала себя намного лучше, рассказывая все ему, а не ей, но не хотела рассматривать причины этого слишком близко. Как и многие другие вещи в это время, единственным объяснением было то, что это просто произошло.
И когда она выплеснула все до последнего слова, что когда-либо хотела сказать, они просто лежали, а он гладил ее по спине, и это было чистым, успокаивающим утешением.
Затем он задал ей вопрос, который удивил ее до глубины души.
— Хочешь почувствовать меня внутри себя? Поможет ли это тебе чувствовать себя лучше — когда твои ноги раздвинуты вокруг меня, твои женские ножны растянуты и наполнены до краев, когда ты привязана ко мне, как в такие моменты, не в состоянии думать, верить, волноваться или дышать — просто отпустить все и побаловать себя нашей связью?
Она хотела сказать «да», и на этот раз — впервые — не только тело побуждало ее сделать это. Это был ее осажденный, напряженный, обеспокоенный ум.
Она знала, что он может сделать для нее, что он может дать ей, просто оставаясь самим собой. Он никогда не будет таким умным, как Дэн.