- Опух ты, Прохор, а был такой красавец, - заключила она по этому поводу вслух.
Недоумение Прохора усилилось. Он заерзал, не зная, как себя вести.
- Я к тебе с допросом.
- Догадался, что не в гости, - пробормотал он.
- Почему? Подарок я принесла. - Ева бросила к его ногам открытую пачку сигарет. - Поднимешь потом, не дергайся.
Такие вещи не разрешались, хотя вполне допускались охраной тюрьмы. Еву Николаевну было трудно здесь в чем-то заподозрить, она никогда не приносила на допросы нераспечатанные пачки.
- Давай еще раз пройдемся по августу прошлого года... К тебе приехал напарник... Из Тулы.
- Не напарник он мне, - быстро сказал Прохор.
- Чего ты ершишься, ты же уже сидишь. Да и не интересует меня твой напарник. Меня интересует его девушка, ну, помнишь?
- Обычная, платная, что в ней интересного.
- Как она себя вела?
- Ну, как... Как они себя ведут, не знаешь, что ли... Пришла... Разделась...
- Что, с порога - и разделась?
- Ну, не с порога, я еще сказал, чего белку привели.
- Это в каком смысле - белку?
- Это в смысле, что я блондинок не люблю, от них одни неприятности.
- То есть ты предпочитаешь брюнеток.
- Ну! - уже совсем не понимая, к чему клонит следователь, с удивлением сказал Прохор.
- Так.., а тебе, значит, привели блондинку... Что ж этот, из Тулы, не знал, что ты любишь брюнеток?
- Почему... Кот знал, да только ему было не до выбора... А что она сделала?
- У Кота было мало времени? - Ева пристально смотрела в глаза Прохору.
- Для чего.., мало?.. - Он стал потеть.
- Чтобы выбрать тебе брюнетку.
- Да он себе ее привел, говорит, удачно так дело вышло... Да что она сделала-то? Надо, говорит, оттянуться.
Ева расслабленно откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу. Прохор, шумно сглотнув, уставился на ее ноги.
- А что, Прохор, если б Кот привел такую... Ну, как я, к примеру, темную, не соплячку, а с пониманием мужских проблем...
- М-м-м... - Прохор почувствовал неладное, заерзал, вытер лоб рукой. Вы в этом смысле - не товар.
- Это почему я не товар? - Ева резко села прямо, Прохор от неожиданности дернулся.
- Ну не товар, и все. Умная больно.., и потом, надо себя подать, нет, я не пойму, что это за допрос такой?!
- Да, Прохор, ты меня просто заводишь. У меня теперь такая манера вести допрос. Ну как, запал бы ты на меня?
Прохор зажмурился и сильно задергал головой из стороны в сторону.
- Да не дергайся ты, смотри, что у меня есть.
Ева достала из сумки апельсин. Приложила его ко лбу, провела вниз по лицу по линии носа и рта. Опустила под подбородок и стала раскручивать на груди.
- Это апельсин, - сказала она шепотом. Прохор смотрел открыв рот и не шевелился.
- Просто апельсин, а смотри, что я делаю. - Ева Николаевна спустила апельсин вниз по животу и, расставив ноги, запрятала его под юбку, а ноги сжала. - А теперь - фокус!
Она расставила ноги. Апельсин лежал между ее ног, как в черном гнезде из темных колготок и синей форменной юбки.
Прохор вскочил со стула, сделал два шага. Его замусоленные просторные брюки оттянулись впереди и словно волокли его за запрятанную рукоятку вперед. Он успел заметить на ее бедре как будто повязку. И странно, но он успел даже подумать, что так, вероятно, баба и прячет пушку, если.., надо...
Охранник у монитора заметил неладное еще в начале допроса, позвал старшего. Вдвоем они смотрели на изумленное лицо Прохора.
- Чегой-то он уставился, как на привидение. Она же вела его дело... Смотри, потеет, черт. А что она делает?
- Техника не доработана. Надо видеть всю камеру.
- В Бутырке видят всю камеру, так с мордой проблема, морды не видно вообще.
- Зато здесь морда в полный рост... Раскручивает его, ишь, нервничает, она мастер раскрутки, вроде говорит, говорит о чем-то, а потом так, ненароком... Что это у него в штанах... В чем дело?! Ищенко! В камеру! крикнул старший через коридор. Ищенко бросился к двери одновременно с выстрелом.
С Евой Николаевной случилась истерика, ее кое-как успокоили, вызвали машину и отправили в управление. Прохор все еще лежал в допросной камере с аккуратной дырочкой во лбу. На полу валялись открытая пачка сигарет, оранжевый апельсин и стреляная гильза.
- Он все еще стоит... Он все еще стоит, - повторял без конца охранник, стоя возле трупа,
Иногда для разнообразия добавляя, что лично обыскал и осмотрел следователя...
Хорватый приехал в управление сразу после Евы Николаевны - ему позвонили из тюрьмы. Ева сидела у себя в кабинете, вытирая с лица слезы и сопли. На столе лежал ее браунинг. Увидев Хорватого, она встала по стойке смирно и заявила, что ей позарез нужен психолог.
Среда, 16 сентября, утро
Еву разбудил телефонный звонок. Она сонно шарила рукой по полу, потом поняла, что телефона нет у кровати. Не открывая глаз, прошла босиком в кухню.
"Какой придурок звонит... - она вытаращила глаза в полумраке, разглядела 4.30 на электронных часах, - в полпятого утра!"
Телефон настойчиво и приглушенно продолжал трезвонить где-то рядом, но в кухне его не было.
"И кто это у нас такой терпеливый, ты подумай, какой лапочка, ждет и ждет..." Ева включила свет в ванной, ярким красным пятном на белом кафеле пола телефон ударил в глаза.
- И что такое случилось? - Она не сразу взяла трубку, ей казалось, что все, последний звонок, но телефон стойко надрывался.
- Беда случилась у меня, детка. Большая беда. - Голос был глухой и спокойный.
- Ноль два - милиция, ноль три - "скорая помощь". - Ева не узнала голос и успокоилась. Со злостью грохнула трубку.
"Ставлю два к одному, сейчас зазвонит..."
Прошло пять минут.
- Два ноль в твою пользу, - сказала Ева телефону, выключила свет и побрела в комнату, уговаривая себя заснуть.
Телефон зазвонил, когда она, повертевшись как следует, избила подушку и затихла.
- Так нечестно! - Ева быстро прошла в ванную, взяла аппарат, прижимая трубку, притащила его в кровать.
Телефон прозвонил пятнадцать раз.
- Слушай, ты кто, а? - Ева говорила ласково.
- Беда у меня, понимаешь. Друга моего застрелили. Сучара одна ментовская.