Выбрать главу

- Хватит. Тебе сказал Коля, что это важно?

- Говорил. Он улыбался, как заяц такой страшный.., и говорил "жизни и смерти"... "жизни и смерти"... А!.. Я понял... - Волков оттолкнулся от стены и достал носовой платок. - Я не передал тебе вовремя записку, поэтому ты злишься... Только и всего? Ну вы, ребята, даете!

- Ничего ты не понял, разве я злюсь? Ты еще не видел, куда я отвожу таких идиотов, как ты, когда злюсь! Нет, я не злюсь, - заорал Николаев и пнул ногой мусорный контейнер. - Я просто тебе показал, что ты наделал. Ты куда работать пришел? Мы же трупники!

- Ладно, хватит орать. Ну забыл я про эту дурацкую записку, ты же в тот день ввалился с задержания, столько шуму было! Подумаешь, перестреляли каких-то китайцев, и что такого, это их разборки, меньше преступности узкоглазой будет!

- Нет, ты видела, видела! - закричал Николаев Еве. - Я его пальцем не тронул, этого сруна! Ты видела, я с ним говорил по-хорошему!

- Николаев, брось, тут дело гиблое, - сказала Ева.

Но Николаев не сдержался и от души заехал Волкову под ребра кулаком. Потом схватил его за шкирку и затолкал в машину.

Он развернулся с визгом и скрежетом тормозов. Остановился и сказал Еве в окошко:

- Отвезу болезного домой, у него насморк, температура, он в футбол переиграл.

- Не имеете права! - кричал Волков, стараясь разглядеть Еву. - Я напишу на вас рапорт!

- Я так думаю, - сказал на это Николаев. - Если я его каждое утро перед работой буду привозить сюда на опознание, то он постепенно перестанет блевать и научится думать, а? Недели хватит, как думаешь?

В управлении адвокат Стаса Покрышкина вывалил перед Евой такой ворох бумаг и предписаний, что ее внутреннее ликование по поводу похищения Ангела Кумуса сразу исчезло. С задержанием Стаса, оказывается, она нарушила по крайней мере штук пять статей УПК. Сам адвокат был бодр, хорошо выбрит и причесан, с безупречным маникюром и такой бешеной злобой по поводу ее опоздания на работу, что Еве впору было руками прикрыть голову и просить пощады.

Она же сгребла бумаги в кучу, выслушав сказанные сквозь зубы пожелания адвоката, ойкнула и побежала за ним.

- А вот тут мне не совсем понятно... Почему это я не имела права задерживать его во время нашей беседы?

- Он был без адвоката!

- Но он сам пришел, не бегите так, я не успеваю, вы такой хороший специалист, объясните.

Адвокат купился, стал объяснять, какой именно пункт, и как именно Ева нарушила, и как он привлечет ее к ответственности.

- Я такая тупая... Извините, но подозреваемый сам отказался от вас, подчеркивая тем самым, что ему нечего бояться и скрывать.

Адвокат пустился в длительные и пространные рассуждения, и Ева поняла, что перестаралась. Она подробно рассмотрела его серый костюм, белую рубашку, жилетку бежевого цвета, золотую цепочку карманных часов; дойдя до светло-коричневых ботинок с приспущенными на них штанинами, Ева поняла, что навряд ли увидит носки, и решила об этом спросить. Просто чтобы представить раз и навсегда стиль одежды престижного адвоката, а цвет носков играл в этом вопросе важную роль.

- Извините за любопытство, а Какого цвета у вас носки?

- Что? Как вы сказали?

- Ну понимаете, когда я приехала в отдел, я не просто так опоздала, я занималась с утра воспитательной работой и посещала морг. Одновременно. А вы так на меня наорали, потому что опаздывали куда-то на полчаса. На те самые полчаса, в течение которых я и проводила воспитательную работу. Теперь вы уже двадцать пять минут читаете лекцию по адвокатуре, как видно, совершенно не спеша, а я в это время пытаюсь определить для себя ваш стиль одежды, мне в этом определении не хватает только цвета ваших носков, потому что если они у вас черные, то это полное отсутствие вкуса и стиля как такового, а вот если они белые, то это совсем другое дело.

Адвокат справился к этому моменту со своим лицом и с рефлекторным желанием поддеть штанины и показать носки. С ледяным спокойствием, стараясь не сорваться на виду у сотрудников отдела, которые, оказывается, собрались вокруг и теперь едва сдерживали хохот, он развернулся и с достоинством удалился.

- Ева опять танцует джаз. - Это был самый приятный отзыв о ее беседе с адвокатом. Так сказал Симаков, грустный меланхолик из розыска пропавших.

- Только ты, Симаков, меня и понимаешь...

- Я тебя уважаю, - сказал Симаков серьезно. - Ты борешься не с преступностью, ты замахнулась на систему. Я бы тебя пожалел, да боюсь, не поймешь... Но я выполнил твою просьбу и принес все, что нашел.

Симаков отобрал почти двадцать дел с неопознанными и невостребованными телами умерших молодых девушек за последние два года.

- Интересная тенденция... Смотри, два года назад вот эти девушки практически не изуродованные, смерть от проникновения тонкого колющего предмета... - обнаруживались в морге. В одном и том же. Четыре девушки. Я почему еще запомнил, у нас как раз тогда в другом морге стали пропадать тела, понимаешь, а тут наоборот, кто-то подбрасывает. Раз в неделю подкидыш.

- Я не помню такого.

- Ну, еще крепенький такой у вас это дело о пропажах вел... Стриженый.

- Да - да.., что-то припоминаю.

- Я еще пошутил, чтобы он подкидышей перетащил в тот морг, где пропадают, и дело в шляпе. Но у него пропадали мужики.

- Девушек опознали?

- В том-то и дело, что нет. А у Лаврова из Сокольнического в том году несколько девушек не доехали в Турцию на легкие заработки. Контракт подписали, а не приехали. И заявили о пропаже не родители, что интересно, а фирма, пригласившая их, расшумелась, а родители только посмеивались. Лавров одного отца разговорил. Тот объяснил, что его дочь и подруга не дуры, в Турцию только доедут, а там постараются сбежать к проживающим в Стамбуле подружкам, потому что все эти фирмы так дешево могут только в публичный дом устроить. Значит, сбегут. И напишут погодя, что и как. Лавров эти фотографии показал, двоих опознали. Тогда так и решили, что девушки были убиты за нарушение контракта. Я думаю, что родители других до сих пор ждут писем из Стамбула.

- А эти?

- Этих опознать, как видишь, трудно... Вот здесь, смотри, кто-то просто анатомию изучал, не иначе... Так аккуратно разделаны, почти все органы целы, но вроде их пытались доставать наружу... Все в возрасте до двадцати - тридцати.