- Это по делу Левши, - прервал ее Хорватый, обращаясь к прокурору. Ничего себе пожурить - пять лет строгого режима, а почти два он уже провел в предвариловке... Пойми ты наконец: каждый отдельный случай рассматривается особо, обстоятельства, условия... Специалисты... Пойми, специалисты доказывают, что Левша, насилующий мертвого мужчину, - болен.., частично... Ты просто должна хорошо выполнять свою работу.
- Зачем?
- Как это - зачем? Мы все - закон.
- Минуточку, минуточку. - Прокурор стукнул ладонью по столу. - Я вас пригласил не на диспут. Я предложил вам конкретный выход из положения. Я предложил вам убивать законно. И мое предложение - не повод начинать лекцию о законе и наказании. Вы не в том положении и звании, чтобы дискутировать со мной. У нас есть определенное количество осужденных на смерть. И смею вас заверить, эти люди будут пострашней некрофила Левши. Идите и стреляйте. Ваша строптивость стоит слишком дорого. Вы неплохой специалист. У нас много случайных людей, вы пытаетесь доказать мне, что вы - истинный радетель закона. Мне не нужно ваших доказательств. Надумаете расслабиться доложите. А сейчас вы свободны, и постарайтесь в дальнейшем не отнимать мое время по пустякам.
Хорватый сделал Еве знак рукой, и она осталась за дверью кабинета прокурора, дожидаясь его.
- Дура ты, и все, - сказал Хорватый, прикрыв за собой осторожно дверь. - Ты просто ненормальная. И в постели ты ненормальная, и вообще!..
Ева влетела в свой кабинет злая, лицо ее горело. Не закрывая дверь, она стала стучать кулаком в стену. За стеной был кабинет Николаева. Ева забылась, засмотрелась в мокрое окно на прозрачные струйки дождя. Из кабинета Николаева пришел молодой испуганный опер и смотрел на нее, приоткрыв рот. Ева почувствовала его взгляд, повернулась, продолжая стучать в стену.
- Разрешите доложить... Майор Николаев просил передать вам... Он на выезде... Он хочет взять Кота.
Ева потерла с досадой руку.
- А тебя не взяли?
- Я - стажер... Я просился, но майор Николаев сказал непременно вас дождаться и передать. Он у кафе... Этого.., как его...
- "Рябинушка". Тренируй память, стажер... Что-нибудь еще? - Ева торопилась, не попадая в рукава куртки.
- Там это... Китаец. И ни слова не понимает по-русски.
- А... Это Коля. Испугался? - усмехнулась Ева, вытолкала опера, заперла кабинет. - Пошли, я его научу русскому языку... Или тебя китайскому.
В кабинете Николаева сидел безобразный китаец. У него не было одного глаза, уродливый шрам пульсировал ввалившейся звездочкой. Китаец нервничал.
Ева привычно окинула взглядом запоры на шкафах с документами. Стол Николаева был пуст.
- Тебе, опер, три с минусом - не оставляй никого и никогда одного в рабочем кабинете, а тебе, - она ткнула пальцем в китайца, - три минуты, чтобы вспомнить русский, я очень спешу.
- Не понимать. - Китаец лихо улыбнулся, демонстрируя огромные металлические зубы.
- Как хочешь. Выметайся отсюда, это понимать? - Ева провела рукой под столом Николаева, под выдвижными ящиками. Здесь Николаев держал заначку. Пистолета не было, значит, Николаев "припрятал малыша", как он сам выражался, у лодыжки. А вдруг китаец?.. - Руки!
Китаец мгновенно вскинул руки и перестал улыбаться.
- Во дает, а говорил, не понимает! - Опер качал головой.
Ева пробежалась по телу китайца, стукнула по коленкам, и тот быстро раздвинул ноги. На лице у него ничего не отражалось.
- Коля... Коля-Коля, Николаша.
- Николяша... - радостно закивал головой китаец.
- Мне некогда, Коля, понимаешь? Видишь опера? Он ничего не понимает, ты ему все расскажи, он просто запишет и слово в слово передаст Николаеву, а то тебя, Коля, завтра пристрелят, чего доброго.
- Хорошо, - сказал Коля.
- Слушай, опер, - Ева заторопилась, - напиши слово в слово, что скажет Коля, потом засунь эту бумажку в укромное место и никому, кроме Николаева, не показывай. Есть такая веселая компания китайцев, она переправляет своих через нашу страну в Европу, Коля делает паспорта и прячет неожиданно умерших, но вообще он ничего себе, понял? Что тебе приказал Николаев?
- На телефоне сидеть.
- Сиди.
Только поаккуратней, не сломай аппарат.
Ева рванула со стоянки, веером рассекая на асфальте дождь. Держа руль одной рукой, она открыла "бардачок" и достала небольшой узкий нож. Несколько раз опробовала, как вылетает лезвие при резком движении ладони сверху вниз. Запрятала его в специальный длинный кармашек в рукаве у самого манжета. На светофоре она подумала несколько секунд и решила надеть бронежилет. Когда она судорожно стягивала через голову рубашку, в окно машины постучали. Интеллигентный очкарик прикрывал голову от дождя кожаной папкой. Ева опустила стекло, очкарик уставился на ее нижнюю весьма откровенную маечку с кружевами.
- По.., жалуйста, подвезите во Внуково, понимаете, вопрос жизни и смерти.
- В аэропорт не могу, а до кольца подброшу. - Ева рванула с места, не заботясь о том, закрыл ли он дверцу, очкарик завалился на заднем сиденье.
- Подай мне жилет.
- Простите... - Он беспомощно смотрел на нее запотевшими стеклами.
- Рядом с тобой лежит бронежилет, дай его мне.
- А, простите.., минуточку... Пожалуйста...
- Отлично... Там еще кобура и патроны.
- Что, дело так серьезно?
- Ты же сам сказал что-то о жизни и смерти. Ева бросала машину из ряда в ряд, очкарик падал на заднем сиденье.
- Нет, вы поняли меня буквально, понимаете... Она меня не простит, если я ее не встречу.
- Выметайся сейчас, пока красный свет, и не говори больше так конкретно.
- С радостью.., спасибо вам...
Он действительно вылетел из машины гораздо быстрее, чем садился, и с большой радостью.
Ева затормозила с визгом. За поворотом было кафе "Рябинушка". Ева увидела несколько милицейских машин с мигалками и поняла, что есть проблемы.
Николаев сидел у одной из машин и грыз ноготь на большом пальце. Большое окно в кафе было разбито. Сквозняк вытаскивал наружу занавеску и мочил ее под дождем. На улице у кафе стояли два пластмассовых столика со стульями. На столах остались высокие стаканы с трубочками и бумажные тарелки.
- Ты что тут собрал столько народу и мокнешь под дождем? - Ева тоже пригнулась, стараясь на поднимать голову над машиной. - Что, хреново?