Думаю даже в Страсбургский суд на них пожаловаться. Чтобы, значит, выпустили закон: во-первых, чтобы все объедки выбрасывали без полиэтиленовых пакетов, в доступном для поедания состоянии. И второе: чтобы по дорогам не носились как угорелые. А то, знаете ли, мчишься наперерез машине и не знаешь, останешься вживе или сгинешь, размазанная тонким слоем по асфальту…
Итак, оказавшись на обочине, я оглянулась, услышав за спиной такой грохот, что у меня даже когти от испуга поджались. Ну, конечно: машина в кювете кверху лапами, морда об дерево разбита, по брюху бензин течет. А в салоне кто-то шевелится.
Я — ну удирать! Бегу, ветер в ушах свистит, хвост по ветру развевается. Минут через пять или пятьдесят (я немного путаюсь в числах) ка-ак громыхнуло — пламя вдалеке заплясало, черным дымом кустарник заволокло… Неприятно смотреть, знаете ли… Даже настроение портится.
Вечером встретились с Луизой, пошли в одно хорошее кафе посидеть, покалякать. Напились селедочного рассола до одури. Хоть и знаю я, что мне от этого селедочного рассола только хуже становится, голова утром болит и сушняк жуткий, а все равно удержаться не могу!
Налакавшись, пошли на ту машину полюбоваться, сгоревшую. Ничего интересного (в смысле съедобного) там не нашли. Только какой-то мужик на развалинах копошился, в блокнотик чего-то записывал, веревкой дорогу мерил — тоже, наверное, еду разыскивал. Что ж, там, где человек побывал, нам, кошкам, делать нечего…
Только я думаю: куда эта дамочка из машины делась? Сгорела, что ли? Или сбежала, поджав хвост? Мне, кошке, это непонятно.
Из-за нее, из-за этой полосатой твари, все и произошло…
Кустарник в окне закувыркался кверху ногами. Подушка безопасности зашипела, ветками хлестнуло в разбитые стекла.
Грохот навалился со всех сторон, перекрыв воздух. Затылок уперся в потолок, что-то теплое противно защекотало щеку. Кажется, я оглохла…
Ну все, Вадик мне голову оторвет!
Руками сбила подушку, вывалилась из машины — свистящая тишина окутала ватной периной.
Отползла в сторону. Сморщилась — запахло бензином, из бака хлестала мутная струя.
Размазала теплое по щеке.
Неожиданно вспомнилось…
В детстве я однажды разбила блюдо — тонкий фарфор с нежнейшим рисунком. Ладошками сгребла осколки и засунула их под ковер в середине комнаты — пол предательски вспух горбом. Что потом было!.. Страшно вспомнить… Как меня ругали!
Тогда я встала, покачиваясь, нашарила рукой зажигалку. Вспухла оранжевая змейка, пробежав к автомобилю.
Шатаясь, я побрела прочь от свистящей ватной тишины, пеленавшей меня по рукам и ногам.
Взрыва я не слышала, наверное, его не было.
Машина тихо сгорела вместе со мной. Вместе с моим прошлым.
Нет, никакого страха я не ощущала — лишь чувство облегчения. И почему-то — усталость. Как будто внезапно я превратилась в трехлетнюю девочку, разбившую блюдо, — трехлетнюю девочку, счастливо избежавшую наказания.
Я побежала. Изо всех сил. Прочь от осколков и наказания.
И мне удалось от него убежать.
Действовала точно как автомат. Нашарила на поясе телефон. Ощупала руки-ноги — вроде целы. Кроссовки одной нет — кажется, потеряла по дороге.
Выглянула из кустов — догорает. Черный дым, жирный, густой…
Подумала: хорошо, что дорога непроезжая — машину раз в час встретишь. Пока найдут, пока милицию вызовут, меня уже здесь не будет.
Что делать? Куда бежать? Может, отправиться на дачу?
Представляю: полон дом гостей, дымится мангал, в воздухе разносится гостеприимный запах шашлыка, а я заявляюсь, вся грязная. Размазывая сопли под носом, оправдываюсь.
Вадик шипит: «Так и знал, ты, как всегда, все испортишь!» Или: «Тебе ничего нельзя доверить!» А я: «Я нечаянно. Я тихонько ехала, а там кошка… Я руль выкрутила и… Я так испугалась!»
Или: «Ты знаешь, сколько стоит эта машина?» А я ему: «Она мне никогда не нравилась. Лучше уж автобус, чем этот погребальный катафалк для североамериканских индейцев!»
Гости оглядываются на меня:
«Что с ней?»
«Попала в аварию, кажется. О, она известная растяпа — Муханов мне сто раз про нее рассказывал…»
«Кулема, по ней и видно».
«Я всегда утверждал: женщина за рулем — потенциальный убийца. Или самоубийца».
Шипение Вадика поверх вымученной улыбки, предназначенной кому угодно, только не мне:
«Распустила нюни… Чего куксишься? Не хватало, чтобы ты еще разревелась. Быстро подбери сопли и марш на кухню, гости голодные. Из-за тебя у меня расстроится сделка».