И тут мне в нос шибануло…
В приличном обществе и не выговорить, чем мне в нос шибануло. Вообразите себе машину ассенизаторов, в которой для разнообразия решили вывезти на помойку несколько тонн ядовитого самогона. Я понимала, что машина, да еще с пьяным в лоскуты экипажем, в подвал попасть не могла, но откуда же этот убойный запах?
Неужели прорвало канализацию?
У нас есть что-то вроде санузла. Я кинулась туда – сегодня только потопа недоставало, да еще на ночь глядя. И споткнулась об источник вони.
Я не стала беспокоить Лягусика. Пусть девочка сидит под пальмой и читает роман. У меня для таких надобностей имеется зимняя лопата.
Зная чувствительную душу Лягусика, лопату я на лето не прятала, а всегда держала наготове. Моя подружка-сестричка тащила домой всех жалких, убогих и бездомных. По странному капризу судьбы среди этих страдальцев не попалось еще ни одного трезвого. И тот, что лежал у моих ног, был ничуть не лучше прочих. Уж где Лягусик его подобрала, я докапываться не стала, а сходила за лопатой и стала перемещать его к выходу так, как делала бы это на огороде с кучей компоста. Я даже наловчилась, пользуясь лопатой, как рычагом, кантовать убогих вверх по лестнице, со ступеньки на ступеньку.
Наконец я выкинула это приобретение во двор и вздохнула с облегчением.
Скорее всего, Лягусик и не заметит, что алкоголика, который так нуждается в сочувствии, больше нет. А если и заметит – не велика беда. Я всегда могу сказать, что опохмелила его нашатырем и отправила к жене и детям. Да, нашатырь!
Я взяла флакончик и обрызгала то место, где лежал бедолага. Было у нас в ходяйстве, правда, и еще одно средство дезодорации воздуха, но то я берегла для особо выдающихся случаев.
Лягусик вздохнула и закрыла книгу.
– Неужели все это бывает на самом деле? – спросила она.
– Что, солнышко?
– Что люди знакомятся, влюбляются, целуются?
Я вздохнула. Действительно – написать-то можно что угодно. Я вот как-то с помойки книжку приволокла – так там вообще людоеды пионерок ели. Меня чуть не выворотило. Я эту книжку облила керосином и подожгла.
Время было позднее. Прямо скажем – далеко не прогулочное время. И то, что я услышала стук в подвальную дверь, меня далеко не обрадовало. Это мог вернуться алкаш, которого подобрала жалостливая Лягусик.
– Ща как дам лопатой! – пригрозила я. – Часовой мастер по чертежу не соберет, падла, сука!
– Откройте, детка, это я! – ответил мне старческий голосок.
Я кинулась к двери и увидела на пороге Агнессу Софокловну в шляпке, перчаточках и с болонкой.
– Вас Юля Курослепова искала, просила позвонить.
– Эта Юлька! – возмущенно воскликнула я. – Обязательно на ночь глядя пожилого человека беспокоить!
– Ну, какой же я пожилой человек, голубушка? – спросила старушка. – Я дама все-таки, мне возраста по праву рождения не полагается. И все равно я хотела собачку выгулять.
Я не очень-то хотела звонить к бабке Клеопатре и выполнять Юлькины просьбы. Но, с другой стороны, как я могла забыть, что веду следствие? Юлька – племянница покойной Натальи, она может знать нечто, связанное с загадочной картошкой. Вот Яша Квасильева сразу бы составила список всех, кто причастен к делу, добавила бы туда на всякий случай тех, кто в тот момент живет у нее в шестиэтажном особняке, и уже имела чем заняться в ближайшие дни. А я, ворона? Нет, я даже хуже, чем ворона, я – курица!
К счастью, Лягусик, уже готовившая на кухне бутерброды к чаю, услышала голоса.
– Ой, Агнесса Софокловна! И Дюшенька! Агнесса Софокловна, можно, я Дюшессу выгуляю?
– Конечно, детка!
На природную доброту Лягусика наложился портрет героини какого-то дамского романа. Эта утонченная и хрупкая героиня гуляла по парку с собачкой, к ней подошел офицер, дал собачке пинка, от чего та с воем кувыркнулась в кусты, и галантно сказал:
– Однако, низко нынче собаки летают. Должно быть, к дождю. Разрешите представиться – поручик Ржевский!
Ой нет, не то, там как-то иначе было, гуляла эта утонченная и хрупкая героиня с собачкой и к ней подошел не офицер, а нормальный мужчина, то есть, не совсем нормальный, а пожилой и холостой… ох, так сразу всего и не вспомнить, тем более, что сюжет я знаю только со слов Лягусика. Но главное – бедная девочка вообразила, что прогулки с собачками как-то должны способствовать личной жизни.
Нет, пора перешерстить все окрестные мусорки и найти наконец работающий телевизор, решила я. Когда читаешь про любовь – это одно, а когда видишь ее своими глазами – совсем другое. Тем более, в ночное время показывают то, чего в книжках уж точно не вычитаешь. Надо же наконец как-то объяснить эту сторону жизни Лягусику, пока не совсем поздно…
Лягусик взяла поводок и пошла на пустырь, а я с Агнессой Софокловной – к ней в гости на четвертый этаж. Оттуда я позвонила к бабке Клеопатре. Юлька, очевидно, ждала звонка.
– Слушай, Люстрель, тут у нас дурдом какой-то. Срочно требуется бык!
– Какой еще бык, блин?!
– Откуда я знаю! Она утверждает, что Наталья должна была привезти ей быка!
Я задумалась. Может быть, бабка больше не царица Клеопатра? Может, у нее обострилась мания величия, и она вообразила себя директором мясокомбината?
– А на что он ей? Она мяса, что ли, хочет? – осторожно осведомилась я.
– Ты не поверишь – она его в жертву принести хочет…
И тут трубку у Юльки отобрала безумная Клеопатра.
– Быка Аписа лунорогого мне дайте, быка златого, воскресающего ныне! – провозгласила она зычно.
– Вот-вот, золотого быка! – умудрилась крикнуть в микрофон Юлька. – Слушай, а это не тот, что у тетки на шкафу стоит?
У Натальи дома столько всяких фигурок, что среди них не то что бык на шкафу, но и живой бык в натуральную величину спокойно затеряется. Она их реставрирует и сдает в салоны. То есть, реставрировала…
– А если не придет божественный бык, и не свершится тризна по обряду, под утренней звездою Гор, и лунный бык Осирис жизнь Сету не отдаст, то приложу к груди я пару скорпионов! – пообещала Клеопатра. – И будут мне кранты!
– Так бы сразу и сказала! – обрадовалась я понятному слову. – Юлька, Юлька, что там у нас заместо скорпионов?
– Понятия не имею! Она меня прочь гонит! Говорит, чтобы я ей быка привела, а без быка ночевать не оставит!
– Так, ясно… Жди, я отзвоню.
Предупредив Агнессу Софокловну, что минут через пятнадцать вернусь, я поспешила в подвал, включила электроплитку и сварила яйцо вкрутую. Потом прихватила ножницы, лист бумаги, авторучку и пошла вскрывать Натальину квартиру.
То, как менты опечатывают квартиры с покойниками, меня с детства умиляло. Они заклеивают дверь полоской бумаги со штампом своего учреждения. И ставят что-то вроде подписи. Папанька много смеялся над этим приколом, приговаривая, что лучшее средство в таком разе – обыкновенное яйцо. Он научил меня переводить печати при помощи крутого яичка. Получается бледновато, но для ментов всегда сходило и теперь сойдет.
Клей я рассчитывала найти у Натальи.
Я не имела возможности провести полноценный обыск, все-таки меня ждала Юлька, точнее, не меня, а быка. Бык действительно стоял на шкафу и был мне по пояс. И не просто стоял, а на целом постаменте, вроде железобетонной плиты. Один рог у него был обломан, левой задней тоже не хватало.
Я кое-как спустила это безобразие со шкафа на пол и задумалась.
Опять в моей памяти возникло лицо нашей химички.
И более того – возник ее голос!
– Клоповник, я не понимаю! Что бы ты ни смешивала, у тебя получается жидкость для выведения пасты от шариковой ручки!
– Еще взрывчатка, – тихонько добавила я-маленькая.
– Или взрывчатка!
Так, подумала я-сегодняшняя, не пыталась ли Наталья изготовить из картофеля взрывчатку? Какой-нибудь доморощенный динамит? Или, что скорее, жидкость для выведения пятен! При ее профессии многое приходится изготавливать собственноручно. Скажем, разводить краски на яйце… не забыть бы про яйцо…