После короткого (такого короткого!) перерыва, не открывая глаз и дрожа от просыпающегося желания, он все начал заново. Я чувствовала, что первозданная твердость его члена ни на мгновение не ослабевала, как будто у нас с ним ничего еще и не было. Наоборот, буйствовал с еще большим пылом.
До сих пор эталоном мужской силы я считала мистера Н. Мне казалось, что ни один мужчина не сравнится с ним. Своей неутомимой, кипучей эротической энергией он превосходил даже моего ненаглядного Чарльза, а тот у меня тоже был парень не промах.
Но немощь, как и совершенство, не имеет границ. Мой опыт общения с мужчинами был, очевидно, еще слишком мал. Мужская сила мистера Н. не шла ни в какое сравнение с сексуальной мощью его юного слуги. Как любовник Билл был на голову выше своего господина.
И без того невообразимо твердый член Билла еще больше разбухал и раздвигал и так уже до предела растянутые стенки моей укромной пещерки. Со сладким страхом я подумала о том, что будет со мной, когда Билл превзойдет и этот почти немыслимый предел.
И в самом деле, на этот раз Биллу показалась недостаточной глубина, которой прежде он достиг. Не заботясь ничуть об осторожности, о которой я так его умоляла, он рванул резко, одним неожиданным движением. Я помогала ему, как могла, — мне и самой хотелось, чтобы он проник поглубже. Впрочем, похвальное намерение облегчила и скользкая теперь щель, обильно увлажненная его первым фонтаном.
— Ты пробьешь меня насквозь, — стонала я и в то же время, подчиняясь какой-то необъяснимой силе, подбрасывала его вверх каждый раз, когда он вдавливал меня вниз.
Не пробил! Случилось то, о чем я не могла и мечтать. Когда Билл достиг уже дна, а часть его члена оставалась по-прежнему снаружи, напряженные стенки влагалища не лопнули, а поддались еще больше. Член вошел в меня весь, и наши животы наконец соединились.
И только теперь я пережила настоящий экстаз. Никогда еще я ничего подобного не чувствовала: ни с Чарльзом, ни с мистером Н. А ведь и они умели распалять меня до белого каления. Восторг, переполнявший меня, был так сладок и силен, что я впилась ногтями в тело любовника и искусала его до крови.
Сладкий мой мальчик не чувствовал боли. Мы оба тонули в бурном море восторга, пока одновременно, в одну и ту же секунду, наши сплетенные тела не потряс мощный удар, словно взрыв подхватил нас с постели и унес в заоблачные выси.
Уже теряя сознание от восторга, я снова почувствовала горячие удары его струи. Они следовали один за другим с невероятной силой, как летний ливень. И каждая волна в экстазе сотрясала мое тело. Как будто я пережила не один, а семь оргазмов одновременно.
Описать пережитое я не в состоянии. Понять меня может только женщина, которой хоть раз в жизни довелось почувствовать то же, что и мне.
Не одну минуту пролежали мы без движения и почти без сознания. А когда пришли в себя, Билл сполз с моего изболевшегося тела. У меня было такое чувство, что меня вторично лишили невинности.
Но сейчас боль была другой — она была немыслимо приятной. Я была согласна так «страдать» всю жизнь.
Шатаясь как пьяная, я встала с кушетки и взяла полотенце, которое висело на подлокотнике кресла. Хотя мои бедра уже были совершенно мокрыми, из меня все еще вытекали густые и липкие соки нашего наслаждения. Когда я вытиралась, Билл с интересом наблюдал за мной.
— Чего глазеешь, жеребец? — прикрикнула я на него с притворной злостью. Я готова была целовать пальцы его ног. — Видишь, что ты наделал? — Я помахала мокрым полотенцем перед его глазами. — Полотенце — хоть выжимай. Откуда в тебе столько? Бьешь, как фонтан!
— Это все мое, госпожа? — спросил он с искренним удивлением.
— Немного и моего, — улыбнулась я. — Твоего кварта, а моих несколько капелек…
Я подошла, забросила руки ему на шею и стала нежно покусывать его ухо…
— И не называй меня «госпожа», дурачок, — добавила я ласково. — Разрешаю тебе обращаться ко мне «любимая, милая, дорогая Фанни», понимаешь?
— Не смею, госпожа, — промямлил он. — Что сказал бы господин, если бы услышал?
— Кретин! Если бы твоя башка работала хоть на сотую долю того, как этот твой кошмарный кол, ты бы сам сообразил, что в присутствии господина должен по-прежнему называть меня госпожой, а когда его нет, обращаться ко мне «моя сладкая Фанни». Ясно?
— Да.
— Тогда повтори.
— Моя сладкая Фанни, — как на сцене, продекламировал Билл.