Темнота стала рассеиваться, когда яркий свет настойчиво коснулся моего лица. Прищурившись, я приоткрыла глаза и удивленно застыла, узнавая очертания лампы, что висела на потолке. Опираясь на руки, села и закашлялась, ощущая боль в груди. Кровать, на которой я сидела, была моей, и лампа, и письменный стол, который стоял напротив постели, и комната, в которой я очнулась, была моей. Бабушкина квартира, в которой я знала каждое пятнышко на обоях и каждый торчащий гвоздь на плинтусе. Старый узорчатый ковер лежал на полу, а плотные кирпичного цвета шторы скрывали комнату от посторонних взглядов с улицы.
Я снова осмотрелась, не понимая, как оказалась здесь. Так просидела долго, и только когда услышала свист закипающего чайника, доносившийся с кухни, опустила стопы на мягкий ворс красного ковра. Я пришла к выводу, что умерла. Утонула тогда, в океане. А теперь явилась домой, как призрак.
На письменном столе лежал мой ежедневник, половина листов в котором пестрела разнообразными рисунками и узорами, рисуя которые, я скрашивала утомительные часы разговоров с клиентами по телефону. Были здесь и важные записи.
Я протянула руку и взяла ежедневник со стола. Открыла страницу и погладила пальцем нарисованную карикатуру лица Андрея. Будь я призраком, то ежедневник непременно бы упал на пол, проскользнув сквозь пальцы, но нет, он плотно лежал в руке.
Я встала на ноги и тут же упала обратно на кровать, морщась от резкой боли в животе. Под майкой красовался толстый слой бинтов, которыми был перевязан низ живота. Моя теория о том, что я мертва разбилась вдребезги.
Вторая попытка встать на ноги была гораздо аккуратнее и мягче, чем первая. Придерживая рукой пострадавший живот, я сделала шаг, и охая от боли, добралась до двери.
Обрывки кошмара, что произошел на острове, то и дело проносились перед глазами. И страх, что отступил, когда я была без сознания, снова вернулся, заставляя губы дрожать и сердце биться быстрее. Я прошла по коридору, в котором горел свет и заглянула в ванную комнату. Пусто.
В зале висели часы, показывая час ночи. Везде горел свет. Я занервничала, зная, что в такое время мама всегда находится дома. Что бы ни случилось, она благоразумно возвращалась домой до темноты. Кровать ее была скомкана, словно она лежала на ней. Вспомнив, что свистел чайник на кухне, я поковыляла туда. Может, мама решила выпить кофе? Наверняка, она места себе не находит, узнав, что я пропала без вести.
Я влетела в кухню, позабыв про боль и страх. Предвкушая, как горячо обниму маму и расскажу ей про все, что со мной приключилось, я так и застыла на входе со счастливой улыбкой на губах.
— О, очнулась, — воскликнул Люцифер, уютно расположившийся на стуле у окна. В руках он держал большую кружку с кофе.
Я нисколько не удивилась, увидев его здесь, ведь в глубине души понимала, что своим возвращением обязана только ему одному. Сейчас он выглядел как человек, но пугал меня не меньше, чем тот монстр, которым может быть.
— Кофе? — спросил он, улыбаясь. И даже поднялся со стула, чайник в руки взял, и кружку. — Или чай?
— Где моя мама? — спросила, но голос был так тих, что я сама едва его расслышала.
— Мама? — вкрадчиво переспросил он. — А! Ты про ту милую женщину, которая впустила меня в квартиру? Она как дитя радовалась твоему возвращению сначала, а потом носилась как сумасшедшая с бинтами. А когда уложила тебя в постель, пристала ко мне с вопросами. У нас был долгий разговор, Лиза. Я ей все рассказал. И как ты на остров попала, и как церберов моих видела, и даже как утопиться пыталась. А потом предложил сделку. Либо ты возвращаешься на остров, либо она займет твое место.
Он замолчал, наслаждаясь ужасом, что отразился на моем лице. Я завалилась на бок, плечом упираясь в стену, а затем рухнула на пол, снова проваливаясь в темноту.
Глава 8
Приходила в себя я медленно и мучительно. Резкая головная боль заставила меня тихо застонать и приоткрыть глаза. Я не лежала на полу, а сидела, прислонившись спиной к стене, словно. Странно, ведь я точно помнила, что не удержала равновесия, когда стала терять сознание.
Я притронулась ко лбу рукой и коснулась липкой подсыхающей корки. Значит, я всё-таки упала и расшибла голову.
Щурясь от яркого солнечного света, который проникал сквозь тюль, я опираясь рукой о стену, поднялась с пола. До трюмо, стоящем в прихожей, добиралась неспешно, часто останавливаясь отдышаться. Ноги не слушались и норовили запутаться в ковровой дорожке. Каждый шаг усиливал головную боль.
Я взглянула на свое отражение в зеркале трюмо. На лбу выступала большая шишка, а рассеченную в том месте кожу покрывала бурая подсохшая кровь. Спутанные русые волосы паклями свисали на плечи, лицо осунулось, посерело. Заострились скулы и торчали ключицы. Обветренные губы потрескались и покрылись грубыми корками. Впавшие голубые глаза потускнели и больше не светились задорным огоньком, исчез нежный румянец на щеках. Я сглотнула, не узнавая себя в отражении. Мне казалось, что чудовищная сила высосала из моего тела все жизненные силы и оставила лишь кожу, обтянувшую кости. Я отвернулась от зеркала, принимая свой новый облик с не присущей мне покорностью, и поковыляла в мамину комнату. Расстеленная кровать была пуста, на тумбочке возле нее лежал телефон. Я подняла его и увидела на загоревшемся экране пропущенные вызовы от маминой коллеги. В девять утра мама всегда приходила на работу и никогда не опаздывала. Неудивительно, что когда она сегодня не пришла вовремя, коллеги начали ее разыскивать. Я вернула телефон на тумбочку и села на край кровати.