В квартире стояла гнетущая тишина, и только тихое тиканье часов, стоящих на тумбочке, нарушало ее. Стрелки показывали два часа дня. Я просидела не один час, не зная, что делать. Я словно видела себя со стороны, чужим человеком, и ждала, что эта "чужая я" предпримет хоть что-то для спасения мамы. Но "чужая я" не двигалась.
И я разозлилась. На нее, на себя.
Потянулась к тумбочке и запустила в стену часы, что мерзко тикали, раздражая мой слух. Подскочила на ноги, и едва не упала, не устояв на затекших конечностях. Зарычала от боли, сгребла руками одеяло и простынь с кровати, бросила на пол. Следом подушку и тонкий матрас. Перевернула тумбочку и стащила со стены портрет матери. Рука дрогнула и запал прошел. Вещи, которые можно было швырнуть или разбить безжалостно, закончились. Я повесила на место картину и вяло опустилась на колени. Слезы душили меня, и я не выдержала, разревелась. Душа металась от бессилия и страха. Я со злостью ударила кулаком по металлическому каркасу кровати. Стало больно.
Часы продолжали тикать, валяясь на полу. В комнате становилось душно от летнего зноя. Я выплакала все слезы, что просились наружу еще со дня крушения гидросамолета.
Завибрировал телефон, напугав меня неожиданностью. На экране высветился номер Андрея. Я смахнула слезы и поднесла телефон к уху, нажав кнопку приема вызова.
— Ан-андрей, — сипло прошептала в трубку.
— Лиза?! — крикнул он удивленно. — Лиза, это ты?!
— Да, Андрюша, — кивнула, забыв, что он не видит меня. — Срочно приезжай ко мне. Срочно!
— Что случилось? Когда ты вернулась?!
— Потом, — перебила его, рукой хватаясь за голову. От боли сводило зубы и слова давались с трудом. — Я все расскажу потом. Приезжай скорее.
— Хорошо, еду, — уже спокойнее ответил он и положил трубку.
Я вышла из комнаты и прошла на кухню. Выпила таблетки от головной боли и смыла кровь со лба марлевой тряпкой. Взгляд упал на кружку, что стояла на столе. На дне ее собрался коричневый осадок. Вспомнив, чьи губы касались этой кружки, я схватила ее и с размаху бросила на пол. Осколки разлетелись в разные стороны.
21.12.
Я наклонилась и подняла крупный осколок кружки. Прокручивая в пальцах гладкую керамику, я вспоминала последние слова, услышанные от Люцифера. Он сказал, что мама согласилась занять мое место на острове, и я нисколько не сомневалась в правдивости его слов. Узнай мама, что мне грозит опасность, то пожертвовала бы всем, и даже собой.
— Лиза! — удар кулаком по металлической двери заставил меня вздрогнуть. Я поспешила впустить Андрея, но дверь оказалась не заперта. Он вошел, раскрасневшийся от быстрой ходьбы, шумно дыша. На висках его прилипли к коже влажные от пота волосы, взгляд лихорадочный впился в мое лицо.
— Лизка, — в два шага преодолел расстояние между нами и обхватил меня в крепкий обруч рук. Носом к макушке моей прилип, лицом в волосах зарывшись и прижал к себе так, что дышать не смела. Отстранился, губы мои нашел своими, впился горячим поцелуем, со страстью оголодавшего по ласке человека.
Я ответила на поцелуй, и когда он отпустил мои губы, вдохнула знакомый слабый запах бензина, которым пропахла рубашка Андрея.
— Андрюша, — прижалась щекой к его груди. — Я не знаю, что мне делать. Хорошо, что ты пришел. Вместе мы придумаем, как спасти маму.
— А что с ней? — спросил он и разомкнул объятья. Лицо его напряженное выглядело уставшим. Наверняка волновался за меня и места себе не находил, оттого и изможденным кажется теперь. Я ласково провела пальцами по заросшей щетиной щеке.
— Он… — голос жалко дрогнул. — Он забрал ее.