Но это далось ей нелегко. Она была глубоко оскорблена, когда однажды вечером, уже после того, как он, после всех своих обещаний и заверений, отплыл на своей белоснежной яхте, нечаянно подслушала разговор между двумя американскими девушками, которые хорошо его знали.
— Свадьба? Да, — высокая блондинка оторвалась от кучи керамических черепков, — осенью, насколько я знаю. Они давно знакомы, и родители Бена очень довольны его выбором. Она на год или два моложе, около двадцати трех и неприлично богата, разумеется…
Не желая слушать дальше, Хелен незаметно отошла, глаза наполнились печалью, горло перехватило. Кусая губы, она молча уставилась на океан, на то величественное пространство воды, которое еще недавно укрывало их, оберегая их любовные ласки, поглощая крики наслаждения.
Боль в груди стала нестерпимой, Хелен сильнее прикусила губу, сдерживая стон. Итак, случилось то, что случалось всегда, сначала легкая недоговоренность, старание не касаться личных деталей, отсутствие предложения своего адреса или телефона, по которому она могла бы связаться с ним. Правда, он взял телефон ее родителей в Сиднее с заверением, что как только она сможет сообщить свой лондонский адрес… А что же еще он торопливо бормотал ей на ухо, прежде чем они сказали друг другу «гуд бай»?
— Я хочу быть с тобой, как только смогу… просто пара проблем, которые надо утрясти, и тогда… Я тут же прилечу, именно прилечу, не приплыву, это слишком долго.
Она стояла на мысу, прикрыв глаза рукой и щурясь от яркого солнца, всматривалась вдаль, пока яхта не превратилась в маленькое белое пятнышко и не исчезла за горизонтом. Уверенная и счастливая, что скоро они снова будут вместе… И даже после услышанного разговора, она не теряла надежды. Она нетерпеливо продолжала свои изыскания, горя желанием поскорее все закончить и наконец обосноваться в Лондоне, где бы она могла ждать его звонка, который покончит с неопределенностью в их отношениях.
Ничто в мире больше не интересовало Хелен.
2
На следующий день они отправились в город. Сингапур оказался точно таким, безумным и грандиозным, каким Элли помнила по предыдущим приездам. Она и Дженни провели забавное утро, развлекаясь хождением по престижным магазинам и местным колоритным лавочкам, покупая то да сё — несколько подарков для Чарли, сувениры друзьям, маленькие забавные безделушки для дома… Затем был обязательный ланч у «Рафли». И наконец с чувством выполненного долга, вконец измученные и нагруженные покупками, они вернулись домой.
— Всему виной эта ужасная жара, — вздохнула Дженни, с облегчением сбрасывая туфли и шлепая босыми ногами по мраморному полу, как только они вошли в прохладный благодаря кондиционерам холл. Пройдя прямо на кухню, она достала из холодильника большой кувшин с апельсиновым соком и налив два стакана, один протянула Элли. — Полагаю, мы заслужили сиесту. Надо прийти в себя и приготовиться к вечеру.
— К вечеру? — Элли в изнеможении подавила зевок. — Что ты имеешь в виду? Не забывай, у меня завтра утром самолет.
— Именно поэтому я предлагаю сейчас отдохнуть. А что касается вечера, то мы идем в ресторан. Может, потанцуем немного. Видишь ли, — она повернулась к подруге, — мы приглашены в одно из новых ночных заведений.
— Надеюсь, вы затеяли это не в мою честь? Не думаю, чтобы Роберту очень этого хотелось. Вчера вечером я слышала, как он говорил, что для него самое лучшее, когда он дома один.
— Надеюсь, он не сказал именно так. Иначе наши гости могли принять это за намек — мол, пора и другим по домам.
— Что уж точно, так это то, что ничего подобного они не сделали, — Элли рассмеялась. — Может быть я не дослушала, а, на самом деле он сказал: «дома один… в окружении друзей».
— Да-да… — Дженни задумчиво уставилась в потолок. — Роберт прирожденный дипломат, хотя он может быть безжалостным, когда плохое настроение овладевает им. — Она замолчала, подошла к зеркалу, висевшему над столом, и, вытянув шею, старалась рассмотреть хорошо ли держится в ухе тяжелая сережка с темно-зеленым нефритом. Не прерывая своего занятия, она небрежно бросила: — А что скажешь о Бене Конгриве?
Одного упоминания этого имени, которое Элли тщетно старалась забыть, хватило, чтобы капли пота выступили у нее на лбу, а сердце заколотилось в груди так громко, что, казалось, его отчаянный стук слышен в комнате.
— По-моему он очень мил. — Она тут же поймала себя на том, что отзываться о таком мужчине, используя столь банальное замечание, значит пробудить у Дженни подозрения. — Пожалуй, даже более чем мил, — поправилась она, — он весьма интересный мужчина.