Почти автоматически Элли потянулась за тряпкой, и не спеша, аккуратно вытерла мокрое пятно, спокойно выдержав и его взгляд, и его злость. Но душа ее тихо ликовала: Бен наконец проявил признаки раздражения. Это было немного по сравнению с тем, что он заслуживал, но все же! К тому же она испытывала еще и дополнительное удовлетворение: на этот раз она управляет ситуацией. И дай ей Бог удержаться на этом уровне и дальше.
— Свидание, — повторил он более решительным тоном, — в присутствии вашей дочери, если для вас так проще.
«Вашей дочери»! При этих словах кровь бросилась ей в голову. Это прозвучало так, будто он отрекался от своего единственного ребенка. А впрочем, почему единственного? Кто может быть уверен в этом? Уж конечно, не он, при таком безответственном поведении. Стиснув зубы, не желая встречаться с ним глазами, она поднялась и, повернувшись к буфету, потянулась за банкой печенья.
— Ваше предложение лестно для меня, не скрою. — Элли отлично сознавала, что ее тон выражает прямо противоположное. — Но я больше не занимаюсь подобными глупостями…
Открыв буфет, она не удержала дверцы, и они резко захлопнулись. Бен подошел ближе и молча помог ей. Потом, скрестив руки на груди, Бен уставился на нее.
— По крайней мере имейте смелость сказать правду. Пусть даже это будет не то, что я хочу услышать. Нет ничего хуже неопределенности. Вчера, пока вы были на кухне, ваш доктор занимал нас рассказом о вашей совместной поездке в Лондон на симфонический концерт, и, думаю, это далеко не единичный случай, так что не надо рассказывать мне, будто вы покончили…
Этот слегка агрессивный тон, взгляд исподлобья, резко брошенные слова — все было внове для нее. От нервного возбуждения легкая дрожь пробежала по спине.
— Я предполагаю, что в таких случаях вы отсылаете Чарли на ночь с этой… как ее имя… Венди, кажется? И когда возвращаетесь назад с Дэвидом, — его лицо перекосилось, выражая презрение, которое он не намеревался скрывать, — вам ничего не мешает пригласить его к себе в постель?
— Как… как вы смеете?!
Серые глаза сверкнули огнем, она задохнулась от гнева, от мучительной боли, сжавшей железными тисками ее сердце, но это касалось не ее отношений с Дэвидом, а его слов о Чарли. Она отсылала своего ребенка, когда ей нужно было?.. О, слышать такое от мужчины, который, вероятно, разбросал по всему свету любовниц и напрочь забыл о них… Нет, это уж слишком! Злость кипела в груди, эмоции переполняли ее. Она вспомнила себя беременной, одинокой, покинутой… А что было бы с ней, ее мысли становились беспорядочными, не встреть она Грега Осборна и не позволь ему убедить себя выйти замуж?
— Вы невыносимы! — Гнев искривил ее рот в нескрываемом презрении к нему и его словам.
— Вы так думаете? — Бен положил руки на ее плечи, в его душе теснились противоположные чувства, злость и желание утешить, они накатили как прилив, неудержимо и бесповоротно. Такого стремления к женщине он никогда не испытывал, и, с одной стороны это почти пугало его, а с другой, ему мучительно хотелось защитить эту женщину. Покорить и защитить, и второе желание было почти соразмерно с первым. Он засунул руки в карманы брюк. — Вы самая невероятная женщина, которую мне приходилось встречать за свою жизнь.
— Значит, другие женщины, которых вы знали, доставляли вам меньше хлопот? — спросила Элли с вежливой холодностью. — По сравнению со мной, так? — Она саркастически приподняла тонкую бровь.
Бен молчал, соображая. Что, собственно, в ее словах вызвало его безумную, убийственную ревность? Да, собственно, ничего, она не говорила, ничего определенного о своих отношениях с доктором, но стоило ему на долю секунды представить ее в постели с этим… Пара глубоких вздохов, и он снова взял себя в руки.
— Кажется, я обидел вас, Элли. Простите. Поверьте, я совсем не хотел этого. Как вы сказали мне раньше, у меня нет никакого права вмешиваться в вашу личную жизнь. — Хотя, подумал он с легкой горечью, я бы с удовольствием сделал это. Но раскаяние казалось единственно правильным выбором в данных обстоятельствах. — Если вы спите с Дэвидом, то это ваше личное дело, ваше и его, и я не вправе комментировать.
— Но, это не так, — холодно возразила она. — Говорят, писатели прирожденные психологи, однако на этот раз вы ошиблись. Я ломаного гроша не дала бы за ваше суждение о Дэвиде или о каком-то другом эпизоде моей личной жизни. Когда-то давно… — Она прикусила язык, пусть сам поломает голову. В эту минуту она достаточно хорошо владела собой и не могла отказать себе в удовольствии лишний раз лягнуть его. — Это было… — Ее голос дрожал.