Естественно, она тут же пожалела о сказанном. Зачем она сцепилась с ним? Лицо его стало непроницаемым, а глаза были столь холодны, сколь возбуждена была она сама.
— Никогда не предполагал, что приглашение женщины и ее ребенка на несколько дней в Париж может вызвать подобное раздражение. Хотя, возможно, мой опыт недостаточен…
— О, вы явно скромничаете!
Элли слышала его усталый взволнованный вздох и опять пожалела, что лезет на рожон.
— Я просто поддался мужскому инстинкту, — продолжал он, не обращая внимания на ее тон. — Потянулся к вам потому, что нахожу вас неотразимой. — Его улыбка была короткой и печальной. — Вероятно, я выражался не слишком ясно, но не намерен извиняться. — Отведя взгляд, он смотрел в окно, откуда открывался вид на сад. — Я не могу объяснить свои чувства к вам. Даже себе я не могу их объяснить. Я просто не могу найти слов. Но уверяю вас, приглашение в Париж значит для меня не меньше, чем для Чарли посмотреть французский Диснейленд. — Снова невеселая улыбка. — И мне жаль, что этому не суждено сбыться.
— Мне тоже.
Элли действительно вдруг стало очень грустно. Она открыла было рот, чтобы сказать какую-нибудь банальную фразу, но не успела облечь ее в слова, как над их головами раздался отчаянный вопль, потом топот ног по полированным ступенькам… Маленькая фигурка с риском свернуть себе шею сбежала по лестнице и кинулась к матери.
— Девочка моя, — Элли была ошеломлена, — Что случилось? Ты ушиблась? Порезалась?
Но обращенное к ней личико было искажено не физической болью, а разочарованием и горем.
— Почему? — Маленький кулачок отчаянно размазывал по щеке слезы. — Почему мы не можем поехать? Бен хочет взять нас в Диснейленд. — Голос стал громче, выдавая крушение всех жизненных надежд. — И ты не хочешь, чтобы мы поехали. Все уже были в Диснейленде, только я… — Снова несколько душераздирающих всхлипываний. Чарли подбирала последнее веское слово. — Мама, почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива?
Вдруг, словно сообразив, что зашла слишком далеко, да к тому же в присутствии Бена, Чарли перестала плакать и, икая, уткнулась в материнскую юбку. Потрясенная Элли с болью в сердце смотрела на дочь. О Боже, услышать такое от ребенка? Ее руки бессознательно гладили головку девочки, пока она старалась обрести самообладание.
— Чарли! — Бен опустился на корточки и начал говорить с девочкой рассудительно, но твердо. — Ты сама знаешь, что это неправда. Я мало вас знаю, но мне кажется, что у тебя самая замечательная мама на свете. Думаю, тебе нужно извиниться. — Чарли шмыгнула носом и кивнула, не отрываясь от материнской юбки. — Ты очень расстроена — Снова кивок и еще более драматичный вздох. — И ты хочешь извиниться?
— Прости меня, мама. — Чарли отступила назад и закинула головку. Глядя на ее лицо, Элли почувствовала, что вот-вот разрыдается. — Я только хотела покататься на разных аттракционах.
— Хорошая девочка, — улыбнулся Бен и дернул ее за косичку. — Уверен, в один прекрасный день ты на них покатаешься. А как насчет того, чтобы подняться наверх и умыться? И возвращайся поскорее, нам надо попрощаться, прежде чем я уйду.
— Тебе уже нужно уходить, Бен? — снова грустный вздох.
— Да, пора. — Он снова улыбнулся и хлопнул рукой по раскрытой ладошке девочки. — Но, кто знает, может быть однажды я вернусь.
Когда они остались одни, Элли, Поняв, что она больше не в состоянии скрывать свое подавленное настроение, не сопротивлялась, когда Бен крепко обнял ее.
— У всех детей бывают вспышки эгоизма, это называется у них «поступать по-своему». Жаль, что я был причиной… Но ты… ты не должна позволять ей обижать себя, обещаешь?
— Да. — Элли с удивлением подняла на него глаза. Он впервые сказал ей «ты»… А впрочем, какая разница? Она почувствовала, что он притянул ее ближе, его подбородок касался ее макушки. — Это моя вина. Я должна была спросить у нее. Она ведь тоже была приглашена.
— Но если ты на самом деле не можешь поехать… — Он взял ее за подбородок и поднял голову. — Скажи мне правду… — Его глаза изучали ее с пристальной настойчивостью.
В этот момент дверь отворилась, и показался Дэвид Мерриман. Элли забыла все свои страхи, лицо ее стало пунцовым от замешательства и стыда. Дэвид молча взирал на две сплетенные фигуры.