"первоначально мужчина и женщина имели одно тело, но два лица; Бог их разделил и дал спину каждому из них; это — символическое толкование библейского Откровения, которое также символично: Ева извлекается из Адама. Это означает, что первоначально человеческое существо представляет собой единое духовное целое — "мужчина-женщина", и эта сущность предшествует их разным существованиям. Но Симона де Бовуар решительно отрицает всякую истинную внутреннюю жизнь, когда Бог ближе к человеку, чем сам человек, отрицает всякую сущность, которая, до исторического существования, определяет и ограничивает человеческое существо. Для нее все заключено в этом мире, и человек является не чем иным — абсолютно не чем иным, — как только тем, что он делает. Тогда свобода есть лишь произвол, освобождение от всякого искусственного предопределения, исходящего от мира так называемых нормативных ценностей. Страстное отрицание этого порядка, отказ от всякого отношения к Абсолюту как метода познания и меры вещей, наконец, феноменология герметически замкнутой сферы, через которую не проходит ни один kairos, — вот в чем сущность философии Сартра и Симоны де Бовуар. Последняя в своем романе "Второй пол" восстает против того грубого факта, что мужской пол отождествляет себя с человеческим существом вообще. На фоне мужского существа без тайны появляется женщина, которая, как кажется, не имеет своей собственной судьбы и является лишь составным элементом этого мужского существа. Женщину определяют, логически исходя от мужчины, и это определение по преимуществу отрицательное. Но для Симоны де Бовуар "инаковость" женщины содержится в ее телесности, и от эротико-сексуальной разницы проистекают психологические различия. Мужчина в своем теле имеет возможность брать мир, женщина в своем рабстве его телу испытывает воздействие мира.
Симона де Бовуар отказывается видеть в женщине тайну, которую воспевали поэты, отрицает всякую священную символику покрывала и сводит женское существо к простой загадке, не совсем еще разгаданной. Такая антропология до того проста, что обезоруживает; основанная на метафизической пустоте, она заканчивается в абсурде, лишенном всякой консистенции; уничтоженное — ничто, а дальше?.. Человеческое существо не обладает ничем, что могло бы выйти за пределы эмпирического; всякая трансцендентность заключена в закрытые границы этого мира, в дурной бесконечности человеческих проектов, и невозможно никакое трансцендирование этой замкнутой тотальности — к Другому, потому что этот Другой не существует и, главное, человек не есть замысел Божий. Сущность целиком заключена в существовании; в своей чистой субъективности человек есть ничто; он лишь дефект на гладкой поверхности небытия. В подобном аду мир (как состояние — pax) может быть синонимом только скуки и сна; остаются лишь судороги отчаяния, борьбы двух "инаковостей". Единственная встреча лицом к лицу — это встреча двух сексуальных партнеров, и единственный экстаз — это экстаз "маленькой вечности наслаждения", в которой каждый утверждает себя как самый необходимый и, в результате, совершенно ненужный[14].
Феноменологический анализ, чтобы быть приемлемым, должен достаточно глубоко проникать во внутреннюю жизнь человека — до взаимодействия между человеком и нормативным порядком ценностей, до области первообразов.
Истина о женщине — это не тот или другой женский тип, даже самый замечательный по своим человеческим качествам; истина лежит в духовном плане харизм, открывающихся в первообразе женского начала, ибо этот первообраз содержит в себе и объясняет все формы женского начала. Он один трансцендирует образы верных супруг, благочестивых вдовиц и, более широко, женщин, у которых остались лишь качества, связанные с "домашним очагом", причем мерой для этого служит историческое явление: патриархат, царство самца.
В то время как имеется огромная литература о женщине, не существует ни одного подобного произведения о мужчине, то есть о мужском начале; достаточно применить тот же метод к мужчине, чтобы немедленно убедиться в его нелепости, убивающей сам принцип подобного подхода: можно ли говорить о девственном мужчине, о муже, о вдовце или о приходском деятеле? Но даже если женщина является "продуктом" мужской цивилизации, то о мужчине можно сказать то же самое; и действительно, мужское существо ставит ту же проблему. Как проницательно заметил Мерло-Понти[15], мужчина также не является "естественным видом", но — "исторической идеей".