Мужчина, существенным образом связанный со Христом-Священником, мужчина-епископ посредством своих священнических функций сакраментально (через таинства) проникает в стихии этого мира, чтобы его освятить и преобразить в Царствие. Мужчина-свидетель действует посредством своей мужественности; через свои священнические энергии он проникает в плоть этого мира; он — "употребляющий усилие", о котором говорит Евангелие, тот, кто восхищает сокровища Царства. Это сокровище есть агиофания, святость бытия, и именно женщина является ее образом. Связанная по самой своей сущности с Духом Святым, Животворящим Утешителем, женщина есть Ева-Жизнь, которая охраняет, живит, защищает каждую частицу мужского творчества. Культ Прекрасной дамы в рыцарстве представляет собой выражение романтизма, зародыш которого, однако, истинен. Именуемая "Раем", Пресвятая Дева представляет Благодать, Божественное человеколюбие. Мужское начало проявляется на уровне действий, которые как бы выталкивают его наружу. Орудие удлиняет руку "человека производящего" — homo faber, и весь мир становится продолжением его тела. Но все виды деятельности изобретателя, строителя, преобразователя, которые строят мир и его упорядочивают, восходят к мистическому и аскетическому воздействию духовного на материальное, тому воздействию, цель которого — претворить хаос в космос, в красоту. В своем очищенном намерении это стремление-действие направлено к "целомудренному" порядку, в котором мир в своей нормативной структуре является девственным, принимает образ Девы-Матери, и отсюда все космические именования, которые даются Ей в литургических текстах. Если экстатичность мужчины проявляется в основном в расширении самого себя, то экстатичность женщины — в самоуглублении, в обращении к своему существу.
Женское начало проявляется на уровне онтологической структуры; оно не есть глагол, но esse — бытие, лоно твари. Богородица рождает "святого Младенца", дает свою Плоть, на которую нисходит содержание, слово, сила, действие. Мужское начало за счет склонности к абстрагированию, созданию рациональных понятий непрестанно уклоняется в схематичность. Стесненный своим теоретическим бессилием[314], он бунтует против материи, против плоти, с легкостью впадает в гностическое презрение и вводит его в искаженные формы бесчеловечного аскетизма[315]. Рационалистический гнозис и дегуманизирующая техника, либертинизм или высушивающий аскетизм могут быть преодолены только изнутри — святостью самого бытия и женственной чистотой сердца:
"Сердце чистое сотвори во мне. Боже, и дух правый обнови внутри меня" (Пс.50.12). Человек призван возделывать сад космоса, расшифровывать имена, писать икону Царствия посредством всех форм культуры, но та икона, в которой форма совпадает с содержанием, есть Пресвятая Дева с Младенцем, жена, облеченная в солнце, человеческий образ. Мужчина, мужское начало, учрежденное священство, все вместе служат Церкви, воспевая ее святость. Женщина не может быть священником, не изменяя самой себе; сообразно своему харизматическому состоянию, она призвана осуществлять свое царственное священство через свое собственное существо, через свою природу[316]. Институциональное священство есть деятельность служения[317]; как функциональное призвание оно может быть сведено к своей цели: преобразить всех людей в носителей царственного священства. В Царстве Божьем все функции прекращаются перед Лицом Единственного Священника — Христа. Христос будет совершать Небесную литургию, но во главе народа, всемирного священства остается Пресвятая Богородица, потому что Она выражает это священство как esse, как бытие самого Царства Божьего: Святость во веки, вечная экспликация и эпиталама Трисвятой песни. Чтение из Притчей отождествляет Пресвятую Деву с местом Премудрости Божьей и прославляет в Ней достигнутую цель Божественного Творчества[318].
4. Архетип онтологического целомудрия
Преп. Исаак Сирин называет Ангела-Хранителя "ангелом целомудрия"[319], что вводит целомудрие в само строение человека и указывает на него как на онтологическую норму, которую блюдет и охраняет Ангел-Хранитель. Небесные силы выражают духовную, ангельскую сторону человеческого. В сирийской анафоре Иакова Саругского священник говорит: "Дай нам. Господи, быть... ангельским священством"[320]. Пресвятая Дева во время одного из Своих явлений преп. Серафиму Саровскому назвала его очень характерным образом: "Сей есть нашего рода"[321], что означает, что он принадлежит к категории святых, представляющих род ангельского целомудрия[322]. Церковь называет Пресвятую Деву "очищением всего мира" и "неопалимой купиной". Это специфически женская харизма чистоты, направленная на то, чтобы исправить всякое беззаконие, поражающее и извращающее человеческую онтологию.
315
См. "Кренцерова соната". Льва Толстого; отец Ферапонт в "Братьях Карамазовых" Ф.М.Достоевского.
316
"Если я люблю моих братьев до такой степени, чтобы отдать за них мою жизнь..., если мир для меня распят, и я для мира, то я принес всесожжение на алтаре Божием и я — священник при моем собственном жертвоприношении" (Ориген, In Leviticum, 9). "Никто не может участвовать в жертвоприношении, если он предварительно не принес самого себя в жертву" (св. Григорий Богослов, Orat.II, XCV). "Мы приготовились как жертва и просфора для духовного жертвоприношения, которое есть не что иное, как принесение самого себя" (св. Григорий Нисский, De Оrat. Dominica, III). Преп. Андрей Критский обращается к Пресвятой Деве: "О облако, полное света..., чтобы озарить твоими материнскими очами избранный народ и род святой" (P.G. 97,812В). Преп. Иоанн Дамаскин восхваляет: "Священноотроковица и жертвоприносительница Божия, благоухающая всечистотой..., миро излиянное имя тебе" (P.G. 96, 693 В).
317
Как ясно пишет Анри де Любак, "входя в "общее священство", оно является "особым священством" для выполнения особой функции, или, как говорит св. Лев Великий, для "особой службы"... Речь идет о "внутреннем священстве", общем для всех, и о "внешнем священстве", оставленном для некоторых" (Meditations sur I'Eglise
322
В величании преп.Серафим именуется "наставником монахов", потому что он — "собеседник ангелов".