Дверь снова открылась. Парень-качок еще раз заглянул через мое плечо, желая убедиться, что все чисто, и произнес:
— Поднимайтесь наверх, в офис.
Лестница была узкой, колесики моего чемодана шумно грохотали по ступеням.
Насмотревшись черно-белых фильмов о мафии, я ожидал увидеть грязный прокуренный кабинет; за железным столом будет сидеть толстый главарь в несвежей футболке, в уголке рта — обслюнявленная сигара, перед ним недоеденный сэндвич с отметинами от зубов; на стенах календари с голыми девочками; на заднем плане тройка болванов-охранников в дешевых полосатых костюмах. Но кабинет, куда я вошел, не имел ничего общего с картинкой, нарисованной воображением; не был он похож и на обычные офисы. Простая комната с грязно-белыми стенами и истертым линолеумом, из обстановки лишь стол и стул. Никаких излишеств, не было даже телефона — разве что миниатюрный сотовый «нокиа» на столе, за которым сидел мужчина. Он вовсе не походил на главаря, которого я ожидал увидеть. Напротив, это был худющий мужчина лет за пятьдесят в простом черном костюме, белой рубашке с застегнутым воротничком и маленьких очках в стальной оправе. Кожа у него была средиземноморского оливкового оттенка, голова бритая. Скорее он напоминал светского иранца, «правую руку» аятоллы, мозговой центр теократии в борьбе с «неверными».
Хозяин кабинета тоже оценивал меня — прощупывая долгим холодным взглядом. Наконец прозвучало (на французском):
— Так вы американец?
— А вы Сезер?
— Monsieur Сезер, — поправил меня мужчина.
— Mes excuses, Monsieur Sezer.[36]
Мой тон был вежливым и в меру почтительным. Сезеру это понравилось. Едва заметно кивнув, он продолжил:
— Аднан ушел сегодня с работы, чтобы спасти вас.
— Я знаю. Но я не просил его приходить в отель. Это портье — редкий негодяй…
Мсье Сезер жестом остановил поток моих объяснений.
— Я бы хотел собрать все факты воедино, — сказал он. — Аднан оставил свое рабочее место, чтобы пойти в отель и привести вас сюда, потому что у вас возникли неприятности с администрацией. По крайней мере, он так объяснил мне, прежде чем уйти. Аднан увлекся вами — и хотел поселить вас по соседству с собой. А вам он нравится?
Пауза. Подтекст вопроса был для меня пугающим.
— Я тяжело заболел… Аднан был очень добр ко мне.
— Что вы имеете в виду, когда говорите «очень добр»?
— Я хочу сказать, что он проявил участие, ведь я не мог встать с постели…
— Какого рода участие?
— Я не трахал его, довольны?!
Мсье Сезер какое-то время помолчал, потом на его тонких губах промелькнула усмешка.
— Вы покинули отель вместе с Аднаном и… — продолжил он, как будто не расслышал моей гневной реплики.
Я пересказал ему всю историю от и до, не забыв упомянуть, что Аднан сам попросил меня идти впереди, когда мы оказались в окружении flics. Он слушал не перебивая, потом спросил:
— Вы женаты?
— В разводе.
— И какова причина вашего приезда в Париж?
— Я преподаю в колледже, а сейчас нахожусь в творческом отпуске. Творческий отпуск — это…
— Я знаю, что это, — прервал он меня. — Должно быть, а вашем колледже плохо платят, если вас интересует аренда дешевых chambre.[37]
Я почувствовал, как кровь прилила к щекам. Неужели мое вранье было столь очевидным?
— У меня временные трудности.
— Похоже, что так, — согласился он.
— Больше всего сейчас меня беспокоит судьба Аднана, — сказал я.
Он махнул рукой:
— С Аднаном все кончено. В течение трех дней его отправят самолетом в Турцию. C’est foutu.[38]
— Разве вы не можете ничего сделать, чтобы помочь ему?
— Нет.
Снова воцарилось молчание.
— Может быть, вы хотите поселиться в его chambre? — Спросил он. — Она куда лучше той, что я собирался показать вам.
— А дорогая аренда?
— Четыреста тридцать в месяц.
На тридцать евро дороже…
— Не знаю, — сказал я. — Дороговато для меня.
— Дела у вас действительно плохи, — заметил мужчина.
Я виновато кивнул. Сезер что-то сказал по-турецки парню, который привел меня сюда (все это время он стоял за моей спиной). Качок равнодушно пожал плечами, пробормотал что-то в ответ, и тонкие губы хозяина кабинета разъехались в усмешке.