— Так вот когда ты решил отобрать у него комнату!
— Кстати, меня зовут Гарри, — сказал я, надеясь сменить тему разговора. Но повар проигнорировал протянутую ему руку.
— Значит, телевизор у Сезера? — спросил он.
— Я уже сказал.
— Я убью Сезера!
Омар рыгнул, громко. Выудил из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой. Я мысленно застонал — ненавижу табачный дым! — но счел момент неподходящим, чтобы попросить его не курить.
— Ты американец? — спросил он, выпустив дым из ноздрей.
— Угадал.
— Тогда пошел в жопу!
Он улыбнулся наглой хмельной улыбкой, наблюдая за моей реакцией. Я сохранил невозмутимый вид.
— Аднану конец. Когда они отправят его в Турцию, он умрет… в тюрьме. Четыре года назад он убил человека. Парня, который трахал его жену… Потом он узнал, что тот вовсе не трахал его жену. Но парня уже не вернешь. Плохо, очень плохо… Вот почему он сбежал в Париж.
Аднан — убийца? Это казалось невероятным. Впрочем, все, что происходило вокруг меня, казалось невероятным… и все-таки это была реальность, от которой никуда не деться…
Сигарета, выпавшая изо рта Омара, приземлилась прямо на свежевымытый пол. Повар затер окурок ботинком.
Потом он опять громко рыгнув, распространяя вокруг запах перегара, развернулся и вышел.
Я открыл окно, чтобы проветрить комнату. Потом поднял с пола окурок и бумажным полотенцем стер пятно от пепла на линолеуме.
В туалете меня поджидала куча не смытого дерьма — привет от Омара. Я дернул за цепочку, чувствуя, как во мне закипает ярость. Справив малую нужду, я вернулся к себе и врубил джаз — в злорадной надежде досадить мерзавцу. Парижскую ночь разорвали нервные диссонансы Орнетта Коулмена, однако ни стуков в стену, ни криков «Убери эту муть» не последовало.
Наслаждаться скрипучими импровизациями в такой обстановке было выше моих сил. Да ну его к черту, этого Коулмена! Комната была слабо освещена. Я обвел ее глазами, поражаясь убожеству жилья. Мои жалкие потуги сделать ее уютной ни к чему не привели… И вот тогда я пал. В последние месяцы мне пришлось пролить немало слез, но они были… другими, что ли. Я лежал на кровати, уткнувшись в подушку, и оплакивал все, что потерял… Я чувствовал себя униженным, загнанным в капкан. Минут пятнадцать я не мог остановить эту истерику, но и потом, когда рыдания стихли, мне не стало легче. Такое не смоешь слезами… как бы мне этого ни хотелось…
И тем не менее я заставил себя, сняв футболку и трусы, встать под душ. Потом я вытерся полотенцем, принял таблетку зопиклона и провалился в сон.
Проснулся я лишь в полдень, с тяжелой головой и сухостью во рту. В туалете меня ждал описанный стульчак. Омар, как и положено животному, пометил свою территорию.
Почистив зубы над кухонной раковиной, я быстро оделся, прихватил несколько вчерашних счетов, спустился вниз, пересек двор и позвонил в дверь конторы Сезера. На пороге возник качок, лицо его было перекошено, но я и не ждал ничего другого.
— Я хочу поговорить с вашим боссом…
Дверь захлопнулась перед моим носом, но уходить я не собирался. Через пару минут она снова открылась. Качок сделал мне знак следовать за ним. Сотте d’habitude,[44] Сезер сидел за столом, на котором все так же лежал его сотовый, и неотрывно смотрел в окно.
— Слушаю, — произнес он, не повернув головы.
— Я заменил стульчак и повесил плафон в туалете на своем этаже.
— Поздравляю.
— Стульчак, ершик и плафон обошлись мне в девятнадцать евро.
— Вы рассчитываете на возмещение?
— Да, — сказал я, выкладывая на стол чеки.
Сезер посмотрел на них, сгреб в кучу, потом скатал в шарик и швырнул на пол.
— Не думаю, что об этом стоит говорить, — сказал он.
— Стульчак был сломан, лампочка висела голая…
— Никто из жильцов не жаловался.
— Омар, эта свинья, с радостью и жрал бы из унитаза…
— Вам не нравится ваш сосед?
— Мне не нравится, что он разбудил меня среди ночи и стал требовать свой телевизор, который вы забрали.
— Я не брал.
— Хорошо, значит, это был полтергейст.
Сезер обратился по-турецки к качку. Тот удивленно пожал плечами, потом прошипел что-то в ответ.
— Мой коллега говорит, что не прикасался к телевизору, — сказал Сезер.
— Он лжет, — вдруг произнес я по-английски.
Сезер посмотрел на меня и улыбнулся.
— В целях вашей же безопасности я не буду это переводить, — ответил он на идеальном английском. — И не рассчитывайте, что я еще раз заговорю на вашем языке, американец.