И я, умирающая в муках от боли и холодеющего тела, поклялась придумать что-то, чтобы противодействовать волосяному захвату Короля. В последующих двадцати жизнях я без жалости убивала Санни, вымещая на нём свою обиду, боль и страх, проводя отмщение до тех пор, пока все негативные чувства во мне не выгорели до основания.
Успокоившись, я завела с Санни роман и очень быстро родила от него ребёнка. В бесконечной череде жизней вообще сложно сохранять нормальный рассудок и логику собственных поступков.
Вывернуться из волосяного захвата было просто, если знать, как: я собрала во рту слюну и плюнула прямиком в Короля. Природная брезгливость не позволила Санни проигнорировать мой плевок, поэтому он уклонился, потеряв концентрацию над удерживающей меня петлёй, но всё ещё не ослабляя её.
Через напряжение пресса я подтянула торс вверх и схватилась пальцами за нити, удерживающие меня. Резкий рывок, цепляясь за невидимые волоски, выворачивание лодыжки. Спешный прыжок в сторону, едва ноги касаются тёплого влажного кафеля. И вопросительно-злобный вскрик Торико:
— Какого чёрта?!
Я ощутила лишь порыв ветра, когда Ненасытный оказался рядом, закрывая меня от второго Короля. Санни ощетинился волосами, будто пиками, направив концы нервно извивающихся прядей на Торико. Злой и пьяный Санни был куда агрессивнее и опаснее, чем его трезвая версия.
Опустившись на колено здоровой ноги, я осторожно коснулась повреждённой лодыжки. Захват оказался немного выше прежней раны, но кровавый след в точности повторял её. Старый шрам вскрылся и кровоточил, однако повреждение было поверхностным, просто из-за захвата стёрлась кожа. Санни не успел перетянуть мне лодыжку до полной остановки кровотока, но умудрился довольно сильно пережать вены. Конечность кололо, в ногу медленно возвращалась жизнь.
А, ещё пикантная подробность: Ненасытный тоже был обнажён. И я, присев, оказалась лицом на одном уровне с ягодицами Торико. Аккуратными такими, накачанными, как и всё его остальное тело.
Санни же прикрылся волосами. Ну да, самое незащищённое и мягкое место, по которому Торико сразу бы стал бить: он всегда дрался грязно, будто мальчишка из трущоб. Самая эффективная тактика боя, как по мне.
— Комацу, уйти сможешь? — мрачно спросил Торико.
— Только если ползком, — призналась я. — Он мне ногу пережал, надо хотя бы пару минут на восстановление.
Санни, явно поняв, что он где-то опростоволосился, потерял практически весь свой боевой настрой. Его глаза не выражали и сотой доли той паники, что наверняка поднялась у него внутри. Ну да, как всегда: сначала делает, потом паникует.
Потом он заметил, что пол подо мной быстро краснеет от крови, а Торико настроен отнюдь не на дружеский поединок. Хмель быстро выветривался из красивой головки, мутность глаз пропала в пару мгновений. Пряди-клинки улеглись вдоль тела, извиваясь, как растревоженные змеи.
— Я…
— Тебе лучше уйти, — перебил охотника Торико, — и быстро.
От голубоволосого шла ощутимая волна раздражения. Ещё не Устрашение, но уже очень и очень близко. Насколько я помнила из рассказов Торико, в дружеских боях Короли не использовали эту способность, она была исключительно боевой.
— Хорошо, я уйду.
— И девку, которую ты вызвал, тоже перехвати, чтобы сюда не сунулась, — оскалился Торико. — Давай, проваливай.
Санни дёрнулся, но послушно вышел из помывочной. Против воли на лицо у меня вылезла ухмылка. Нехорошо, конечно, но я ощущала… Да, от подобного мне было приятно. Санни поступил как настоящий козёл, умудрившись перепутать меня с девочкой по вызову и пережав ногу, однако поведение Торико перекрыло оплошность его названного брата.
— Комацу? — охотник присел рядом со мной.
Какой нежный тон, гурманские боги. Может, Торико всё же хватило нескольких месяцев, чтобы полюбить меня? Было бы замечательно: я-то люблю Короля уже давно, а ждать, пока он в очередном мире взрастит свои чувства ко мне… долго и достаточно тяжело.
— Всё в порядке, — сказала я.
— Кровь?
— Он просто стёр кожу, ничего страшного. Наверное, мне не стоило вырываться. Просто голова заболела.
— Ясно.
Он подхватил меня на руки, пачкаясь в крови. Вот ещё вопрос: если повреждение незначительное, то почему она всё ещё течёт? Не могла же нынешняя Комацу обрадовать меня ещё и гемофилией или её ослабленной версией? Это было бы совершенно некстати.
Торико донёс меня до части с дезинфицирующей ванной; её я узнала практически сразу из-за фирменных печатей мастеров с острова Жизнь. Рядом с громадным корытом, больше напоминающим котёл из детских страшилок про ведьм, стояло множество разноцветных бутылочек. Торико уложил меня в ванную, включил воду и принялся спешно рассматривать флакончики.
Выбрав один, светло-жёлтый, он вылил его содержимое в быстро наполнившуюся ванную. Вода забурлила, пузырьки щекотали мне кожу и поднимались в воздух, как лёгкая мыльная пена.
Когда Торико залез ко мне в котёл, лимонно-жёлтая вода вышла за края и полилась на пол. У меня было ощущение, что я купаюсь в газировке, и запах был соответствующим: сладко-кислым, оседающем в носу и щекочущем что-то в животе. Запах детства.
Я откинулась на бортик, закинув за него руки. Ванная была большой для меня одной, однако с Торико она показалась куда как меньше. Охотник вытянул ноги по левую сторону от меня, достаточно близко, чтобы мы соприкасались. От пузырьков, скапливающихся на коже, хотелось чесаться.
— Это лечебная вода, — сказал Торико после некоторого молчания, — с острова Жизнь. Иногда справляется даже с застарелыми травмами.
Поняв намёк, я опустила руки под воду и съехала пониже. Над шипучкой оставалась только голова, которую я откинула на бортик.
Эта газировка, в которой мы с Торико отмокали, напоминала мне о детстве. Смешно, но, переживая жизнь за жизнью, я начинала со своих двадцати семи, минуя годы до этого возраста. И детство, несмотря на сотни перерождений, у меня было только одно.
— О чём думаешь? — спросил Торико.
— О детстве. Ничего приятного там не было: приют, издевательства, насмешки из-за моего желания стать поваром, — я зачерпнула воду и коснулась её кончиком языка. Горькая. — Но иногда удавалось скопить, найти или стащить пару монет, и тогда я покупала газировку, которая выглядела, как эта вода. Жёлтая шипучка, только сладкая настолько, что челюсти сводило. Напомнило просто.
Торико, хмыкнув, передвинулся ко мне. Лечебная вода заколыхалась, вновь переливаясь через края.
Охотник уселся рядом со мной, я прислонилась к нему плечом — благо, ванная была достаточно вместительной для таких перестановок. Нога не болела, а вот руки снова стало сводить. Ужасное ощущение.
Я вынула правую ладонь из воды. Ну да, пальцы опять свело в «когти», и не пошевелить. От шипучки старые мелкие шрамы набухли, наполнились кровью и покраснели. Теперь руки у меня выглядели отвратительно, будто прошли через мясорубку.
Интересно, как же здешняя Комацу умудрилась так пораниться. Даже самая страшная автокатастрофа не может оставить от ладоней одно месиво. Только если две машины смяли как раз девичьи ладошки.
— Как это произошло? — Торико взял мои «когти» в свои руки и принялся аккуратно массировать. Каждое движение его пальцев отдавалось болью, но столь незначительной после всех моих смертей, что я даже не морщилась.
— Я не хочу об этом.
— Ладно.
На самом деле я, конечно, просто не знала, что произошло с руками, но не говорить же об этом Торико? Амнезия — хорошая отговорка в книгах, однако редко прокатывает в реальной жизни. Сложно достоверно сыграть потерю памяти, что-то всё равно всплывёт, а там по ниточке вытянется вся моя история. Играть в потерю памяти я прекратила очень, очень быстро.
— Слушай, насчёт Санни, — начал Торико, — он… ну, не такой обычно. Я, конечно, обещал вас познакомить, но…
— Ты обещал мне ванную с пеной и ароматом. В принципе, ты своё обещание выполнил.