Коко перетащил лабораторный стул поближе к основной компании и сел на него. Выглядел он на высоком сидении забавно, как чёрный взъерошенный ворон на высокой ветке. Свою любимую чалму предсказатель оставил где-то, — предположительно в душе, потому что волосы у Коко вились на концах от влаги.
— Ладно, мы тут по другой причине собрались, делить Комацу будем потом, — хмыкнул Зебра. — Давай, мелкая, рассказывай. Вопросов у нас накопился целый тигромамонт, а вот ответов — ни хурмы.
Я откинулась спиной на охотника и устроилась поудобнее. Чувствовала я себя уже почти хорошо, даже голова не кружилась. Небольшая перепалка охотников меня хорошо взбодрила.
Рассказать всё, верно? На это уйдёт слишком много времени.
— В этот раз всё началось, как обычно. Я проснулась в своей квартире и некоторое время смотрела в потолок. Умирать всегда больно и неприятно, так что мне было нужно прийти в себя после того, как Торико свернул мне шею…
Охотники слушали очень внимательно, практически не перебивая. Во время моего рассказа Коко сходил к столу за тетрадкой и теперь выводил вопросы, которые возникали у него по мере повествования. Я сидела на Зебре и ощущала, как в определённые моменты моего рассказа его сердце начинает глухо и сильно стучать или же на микросекунду замирает. Волосы Санни в эти мгновения вздрагивали, как потревоженные морские змеи, а Торико прикусывал кончик большого пальца.
Приятные, знакомые до боли реакции.
— Сколько ты уже живёшь? — спросил Коко, когда я прервалась.
Я могла бы ещё много чего рассказать, но какой в этом смысл? Основное Короли уже узнали: про перерождения, про мою привязанность к Небесным и про то, что я знаю чертовски много.
— Не отмеряла. Точнее, закончила считать после семисотого воплощения, — я взяла руки Зебры за запястья и потянула на себя, укрываясь ими в подобии объятия; Зебра, разгадав мой манёвр, прижал меня к себе крепче. — Тогда у меня было что-то вроде нервного срыва, и много-много жизней я вела не самый хороший образ жизни.
— Не самый хороший? — не понял Санни.
— Наркотики, проституция, я даже продавала свои воспоминания Лайвбиреру. Но они всё равно потом возвращались, причём становились только резче, будто я только что их пережила. Хотя ту жизнь я начинала действительно с чистого листа, пусть обычно в виде нищенки на улицах Джидала.
Мою улыбку Короли явно не поняли.
— Меня вот что интересует, — Торико развалился на полу, как большой кот, — ты не путаешь нас с другими Небесными, с которыми жила? Как я понял, ты не раз заводила с ними отношения и всё такое.
Остальные охотники тоже хотели услышать ответ. Это было видно по прищуру Санни, поджатым губам Коко и напряжению Зебры.
— Я задавалась этим вопросом в самых первых жизнях, — медленно произнесла я. — В первых десяти, наверное. Но затем я поняла, что нет никакой разницы между вами в разных мирах. Вы — это вы, отличаются разве что воспоминания. Да и то не всегда.
— Разве человека делают не воспоминания и опыт? — спросил Коко.
Он выглядел до того хмурым и потерянным, что я не могла усидеть на месте. Выбравшись из рук Зебры, я подошла к предсказателю и аккуратно коснулась его локтей. Руки Коко скрестил на груди, подсознательно защищаясь от всего мира.
— Я не знаю, как объяснить это вам, — призналась я. — Но вы одинаковы везде. Вы — это вы, правда. Вы говорите одни и те же вещи, одинаково реагируете на происходящее и любите меня с одной силой, если мир благосклонен ко мне, и мне удаётся привлечь ваше внимание.
— Тогда другой вопрос, — сказал Зебра. — Тебе не скучно проводить вечность с одними и теми же людьми, которые повторяют одни слова, как попугаи, из жизни в жизнь?
Я повернулась к нему, но не отошла от Коко.
— Я пробовала быть с другими, — призналась я. — Мужчины, женщины, гурманы и обычные люди, высшая власть и бедняки, даже разумные животные и нелюди из мира Гурманов. И каждый раз, когда я не с вами, у меня на душе разрастается плесень.
— Это не слишком симпатичное признание в любви, масик. Тем более, когда ты говоришь, что была с другими, — сказал Санни. — Но слышать это всё равно приятно.
Торико весело скалился с пола, Зебра добродушно ухмылялся. Коко наклонился ко мне и легко приобнял.
От внезапного облегчения у меня подогнулись колени, но предсказатель не дал мне упасть.
Приняли. Все четверо.
Приняли!
— Ну, — Зебра встал с дивана, — раз соплеразлива не предвидится, то предлагаю пойти и пожрать наконец. Я голоден как быкособака.
***
— Когда я говорил вам, что хочу, чтобы у вас появилась женщина, я не имел в виду одну и ту же женщину! — пьяно и плаксиво тянул Ичирью. — Я говорил о совершенно разных женщинах! Четырёх, по одной на каждого!
Короли вздохнули. Папашу Ичирью развезло от одной несчастной рюмки ликёра, как и всегда. Но кто же виноват, что новость о Комацу он воспринял так близко к сердцу?
— А как же внуки? Внуки, вы, балбесы! Вряд ли девочка сможет родить от вас, вы же обладатели одних из самых сильных гурманских клеток! Бедная, бедная девочка, она же…
— Она тоже гурман, отец, — прервал Ичирью Зебра. — И она прошла эволюцию ради нас.
Это было сильным преувеличением, потому что Короли знали, что Комацу решилась на эволюцию из-за больных рук и невозможности готовить. Но готовила-то она для них, так что кое-как можно было бы и подвести это к произнесённому «ради нас».
Санни быстро закивал, от чего его разноцветные волосы заколыхались. От разнообразия красок Ичирью стало плохо, и мужчину вырвало в заранее подготовленный тазик.
Напиваться папаня не умел, зато заранее всегда подготавливал всё, что могло потребоваться при быстро наступающем похмелье.
Коко пододвинул к Ичирью тарелочку с тонко нарезанным опохмембирем, посыпанным радужной солью.
— Соль-то зачем? — прошамкал Ичирью, разжёвывая опохмембирь.
— Комацу посоветовала. Сказала, что так не будет головной боли.
Ичирью мрачно жевал имбирь и трезвел прямо на глазах. Тазик был деликатно прикрыт крышкой, чтобы запах не распространялся, но Торико всё равно морщил нос.
— Что, она правда эволюционировала ради вас? — с недоверием спросил Ичирью.
Коко мягко улыбнулся, Торико довольно хмыкнул, Санни неопределённо шевельнул волосами.
— Да, — просто ответил Зебра.
— Но риск слишком высокий, она могла умереть. Десять процентов выживаемости при приживлении.
— Она рассчитала так, что шансы были выше, — сказал Торико. — Пятьдесят на пятьдесят или семьдесят на тридцать, я уже не помню. В общем, она бы выжила. Комацу упёртая.
Ичирью нахмурил кустистые брови, пригладил усы, побарабанил пальцами по столу. Съел ещё одну полоску опохмембиря.
— Но внуки… я так хотел, чтобы… ведь от Рин, моей дорогой девочки, не дождёшься, вся надежда была на вас. Обалдуи!
— Внуки будут, — мягко произнёс Коко. — Четверых тебе хватит?
Ичирью обвёл приёмных сыновей заинтересованным взглядом.
— Четверо?
— Четверо, — подтвердил Коко. — Три мальчика и девочка, похожая на меня, как две капли воды. Вот только характер она возьмёт у Санни, насколько я понял.
Санни с самодовольным хмыком манерно откинул волосы за плечи.
— Это лучшее сочетание, Коко. Твоя красота лишь немного уступает моей, но правильное поведение это исправит. Это будет самая прекрасная девушка-гурман!
— И очень сильная, — согласился Коко.
Ичирью от одной мысли о гипотетической внучке выглядел таким счастливым, что на секунду Торико стало совестно. С другой стороны, вряд и Коко стал бы врать отцу, это было непохоже на него.
Значит, он действительно видел этих детей?
— К тому же, — продолжал Коко тоном искусителя, — будут ещё трое мальчишек и две девочки, которых Торико приютит, как когда-то взял нас на воспитание ты. Это уже девять ребятишек. Неужели тебе не хватит девятерых внуков?