Когда Торико ел не ради самой еды, а для регенерации, это было видно: глаза у охотника не блестели, ритуал благодарности выполнялся механически, без души, а движения были судорожные, будто кто-то может отнять единственный способ излечиться.
Со вздохом я сняла фартук, — всё ещё не было денег на шинель, — перевернула табличку-оповещение и прошла к своей ширме. Спальник мне сегодня было лень складывать, поэтому его кусочек сиротливо торчал из-за дивной красоты узора перегородки. Растения, извивающиеся на светлом фисташковом фоне, мне очень нравились.
Аптечка у меня была, пусть и самая простая. В ней я хранила бинты, набор для зашивания ран, обезболивающее и витамины для гурманов. Последние были мной куплены у забредшего в наши края Теппея за бешеные деньги и огромную кастрюлю полувекового супа.
Подойдя к Торико, я ещё раз осмотрела его фигуру. Ясно, пробит или разрезан бок слева, на уровне рёбер. Торико инстинктивно прикрывал эту часть плечом, при этом не рискуя слишком прижимать конечность к телу.
И как только он умудрился отхватить ранение, но при этом не разрезать свою рыжую куртку?
— Раздевайся, — приказала я охотнику, когда он обратил на меня внимание.
Под насмешливо-вопросительным взглядом охотника я прошла за стойку и вынула глубокую миску, перекочевавшую со мной в «Ложку» из прошлой квартирки. Материал, оказывается, был дорогим и при контакте с любой жидкостью выделял обезболивающие и противовоспалительные вещества. Для больных рук прошлой Комацу это было настоящим сокровищем, мне же пригодится для лечения слишком самонадеянных охотников.
Не то, чтобы у меня не болели руки… болели. По ночам пальцы не гнулись, их сводило, и они принимали очертания когтей хищных птиц. В такие моменты я смотрела на свои руки и с сожалением осознавала, что мне всё-таки придётся посетить остров Жизнь, иначе я не смогу нормально существовать.
А лекарства там были дорогими…
Вода в миске стала светло-зелёной, как свежий чай матча с добавлением капли молока. От неё пошёл запах трав и лекарств, мягкий и деликатный.
— Гурманы не дают себя лечить кому попало, — широко улыбнулся Торико.
— Я не «кто попало».
Он смотрел на меня своими звериными глазами, а я вспоминала его первый-последний поцелуй в прошлой жизни. Сколько их было, таких, кроваво-прощальных? Не счесть.
Придя к каким-то своим выводам, Торико стянул куртку и еле справился с чёрной облегающей футболкой.
Рана выглядела отвратительно. Похоже, охотник нарвался на кого-то ядовитого, злого и очень голодного. Предположительно, насекомое, размером минимум с хорошую лошадь.
Воспалённые края раны сочились гноем и сукровицей, в глубине плоти мелькали зелёные личинки. Несмотря на весь мой опыт, я ощутила тошноту. Гадость какая, оно же ещё и шевелится.
Торико отодвинул недоеденную еду, — ещё один признак того, насколько же ему на самом деле паршиво, — и повернулся так, чтобы мне было удобнее. Руку с поражённой стороны он закинул за голову, от чего мощные мышцы напряглись, выделяя весь рельеф. Будь здесь его фанатки, они бы запищали от счастья.
Фанаток не было, была Комацу. А я за мои жизни с охотником так насмотрелась на его тело, что уже не воспринимала мышцы как нечто особое. Ну, большой у меня муж, что поделать. В постели это прекрасно ощущается, в обычной жизни скорее мешает.
Воду пришлось менять одиннадцать раз. Я безжалостно давила личинок пальцами, потому что зелёные твари оказались прыгучими и всё пытались забраться обратно в тёплую рану. Внутри личинок была зелёная слизь, жгущая пальцы, но безобидная. Кровь и гной из Торико лились едва ли не рекой, и мне пришлось скормить охотнику все лечебные пилюли вместе с оставшейся в «Ложке» едой.
— Почему не пошёл в МОГ? — спросила я в одну из перемен лечебной воды. — Там хорошие врачи, помогли бы.
— Не дошёл, — Торико слабо улыбнулся побелевшими губами, — ты перехватила.
До аутофагии, к счастью, не дошло, но было близко. Я заставила Торико лечь на свой спальник и пригрозила, что доделаю начатое насекомым, если охотник попробует встать. На провокационный вопрос «про пописать» я с мрачной ухмылкой дала мужчине крошечную бутылочку с узким горлышком. Напутствовала не стесняться.
Шутку охотник оценил, но смеяться не стал — больно. И пообещал мне, что не встанет, если я его накормлю как следует. Поскольку я всё равно собиралась сделать это, то с таким условием согласилась. Торико тотчас вырубило, всё же сил он потерял много, а я схватила две глубоких корзинки и поспешила в лес.
Как назло, стейкокусты сейчас уже отцвели, а Торико было нужно мясо. В лесу водились мясистые зебропотами, но они никогда не ходили поодиночке, а моё тело не справилось бы с табуном. Ловить рыбу — долго, стрелять по воробьям бессмысленно, Торико ими не наестся.
Ещё были мясные грибы, как раз начался сезон. И где-то в глубине леса я слышала зов от очень старой грибницы, с набухшими мясистыми плодами. Вот только звала она не для того, чтобы я срезала крупные грибы, а чтобы съесть меня и подпитаться ещё больше.
Что неприятно — Скрыт на эту грибницу действовал плохо. Она не ощущала меня, однако была достаточно разумна, чтобы понять, где мои ноги приминают траву. В прошлую нашу встречу эта грибница вырвала мне клок волос, который мгновенно сожрала, едва ли не причмокивая.
За час я успела два раза сходить в лес и вернуться с полными корзинами ингредиентов, чтобы Торико мог сразу поесть, если проснётся до того, как я что-то приготовлю. Но дальше было опасно откладывать поход к хищной грибнице, а потому я, сцепив зубы, зашла так глубоко в лес, как никогда ранее.
Грибница тоже помнила нашу прошлую встречу. Я чуть не отсекла часть её разветвлённого тела и смогла сбежать, потому что всё произошло очень близко к границе роста деревьев. Теперь она не нападала, однако все мясистые грибы увела вглубь леса, к своему сердцу. И чтобы собрать урожай, мне нужно было пройти к нему.
Я не боялась. Даже если чёртова грибница меня сожрёт, всё, что меня ожидало — это очередное пробуждение в опостылевшей квартирке. Но при этом мне не хотелось покидать этот мирный мир, где не было чокнутого чёрного повара и отвратительных Нитро. Спокойное, мирное время, которое обеспечили мне выжившая Фрозе и адекватный Акация. И я не хотела его терять.
При этом, если я не найду эти проклятые грибы, Торико может умереть. И это не шутки: укусила его какая-то тварь вроде тех, что выплёвывал Томмирод, благо, не слишком сильно ядовитая. Но ресурсов организма на борьбу с запущенной раной могло не хватить, и тогда аутофагия уничтожит Торико изнутри.
В этом случае я тоже попрощаюсь с миром. Я заметила, что при смерти Ненасытного, вне зависимости от судьбы других Королей, петля перезапускалась, и я просыпалась в своей квартирке. Торико держал этот мир на себе, он был нужен миру, уж не знаю, почему. И если смерть Санни, Коко или Зебры оставляли только кислый вкус во рту и отравляли моё существование, то смерть Торико меняла всё.
Это не значило, что я люблю его больше или меньше. За свои годы я поняла, что Королям достались равные части моего сердца. Просто жизнь Торико являлась гарантом моей в определённом мире. А здешний мир мне нравился.
Грибница вела меня дальше и дальше. Она была осторожна и аккуратна, заманивая жертву в самые недры леса. Тут я уже не была уверена в собственной безопасности, несмотря на весь опыт и умение скрывать своё присутствие. Ингредиент пах желанием и голодом, он ждал, готовясь поймать меня и приготовить, как изысканное блюдо.
В конце концов, не только Нитро любят человечину. В мире Гурманов я была таким же ингредиентом для живущих там, как и Для Торико — огнесвин. Закон природы, что же с этим поделать?
Деревья становились больше и выше, но стояли всё дальше друг от друга. Мощные корни, как вены старика, вздымались над кожей земли с сухими волосами-травой. Здесь не было ни птиц, ни жуков, ни мелких животных. Только шелест листвы с высоты огромных крон и вязкий, густой полумрак.