Пейшенс остановилась как вкопанная и прошептала:
– Я, правда, не хотела...
К ней подошла Салли и встала рядом. Пейшенс обессиленная и смущенная стояла, прислонившись к перегородке своей кабинки.
Салли восхищенно улыбалась.
– Ну ты даешь! – только и сказала она.
Глава четвертая
– Честное слово, не знаю, как это описать, – говорила Пейшенс, когда они с Салли шли по улице, удаляясь от здания, в котором оставался посрамленный Хедар. – Будто... будто говорила я, а в то же время и не я. А кто – и сама не знаю.
– Кто бы он ни был, он заслуживает глубочайшей признательности от всего благодарного художественного отдела.
– Ничего ты не понимаешь, Салли, – сказала Пейшенс, и живот ее сжался и похолодел от страха. – Я ведь хотела сделать ему больно. Я именно хотела, чтобы ему было больно.
– Р-р-р-гав, гав, гав!
Две огромные собаки, натянув поводки, бешено залаяли, когда Пейшенс и Салли проходили мимо. Салли быстро отпрыгнула, но Пейшенс осталась на месте... и зашипела.
У Салли брови полезли на лоб.
– Что это с тобой?
«Сама не знаю», – подумала Пейшенс и фыркнула.
– Ничего, – ответила она с самым невинным видом. – Просто я их терпеть не могу.
В эту минуту они проходили мимо ювелирного магазина; в витрине что-то блеснуло, Пейшенс застыла как вкопанная и уставилась на выставленные там драгоценности. В центре экспозиции лежало бриллиантовое ожерелье. Драгоценные камни в нем были обработаны в форме острых когтей какого-то зверя, похоже, из семейства кошачьих. На черном бархате оно выглядело просто великолепно.
– Какая вещица... – хрипло произнесла Пейшенс. – О-о-о, какая красивая...
Салли не отозвалась ни словом.
– Сал? – Пейшенс снова пришла в себя. Она повернулась к подруге – и как раз вовремя: Салли падала, как подкошенная. – Салли! – Но Салли ее не слышала. Она потеряла сознание.
– Разве ты не замечала, что стоит только выставить всю себя напоказ, никто на тебя особенно и не смотрит? – холодно спрашивала Салли, когда санитарка катила ее кровать-каталку по больничному холлу.
– Сал, – мягко отозвалась Пейшенс. – Они хоть поняли, что с тобой?
Салли помотала головой.
– Похоже, ни капельки. Продолжают делать анализы, но... – голос ее на секунду замер. – А ты сходи наверх, – продолжала она с озорной улыбкой. – Поговори сама с моим врачом, он такой симпатичный...
– Ого, похоже, тебе уже гораздо лучше!
– Ага, вспомнила, ну-ка расскажи, как у тебя там с этим красивым, хотя и застенчивым – но кому какое дело, ведь он такой красивый – в общем, с твоим сыщиком, а?
Пейшенс видела, что подруга ждет от нее пикантных подробностей, но не в ее характере было врать и придумывать.
– Хочешь верь, хочешь не верь, а я думаю, что вряд ли у нас что-нибудь получится.
– Ты всегда думаешь, что у тебя вряд ли что-нибудь получится, – обиделась Салли. – Ну как можно, ты сама, своими руками делаешь все, чтобы испортить такое великолепное начало!
– А ты зато только и знаешь, что бесстыдно выставлять напоказ свою голую спину.
– Спина – лучшее, что у меня есть. Особенно лопатки, – сострила Салли. – Послушай добрый совет. Если у вас не ладится, в лепешку разбейся, но сделай так, чтоб заладилось. А теперь давай отсюда. Сейчас явится мой нетерпеливый врачишка. – Она стала поправлять свои волосы. – Мне надо выглядеть слабой и беззащитной.
– Этого делать нехорошо, – стараясь говорить веско, сказал Лоун. Он смотрел на своих слушателей, заглядывая в глаза то одному, то другому. – Бесплатно ничего брать нельзя.
Стайка десятилетних пацанов глядела на него не отрываясь. Лица их были серьезными. Лоун знал, что эта неуправляемая толпа теперь у него в руках.
– Нельзя нарушить закон немножко, – продолжил он. – Его или нарушаешь, или нет, вот и все. Если ты украл – значит ты украл, значит ты преступник.
– А можно посмотреть твой пистолет? – перебил один из пацанов.
– Нет, – машинально отрезал Лоун. – А плохие ребята, это нехорошие ребята, верно? Их никто не любит...
– А он заряжен?
– Да. Все любят хороших ребят, – продолжал Лоун. – А вы знаете, что значит быть...
– Стрельните разок, а?
– Нельзя. Вы знаете, что значит быть хорошим? – Лоун изо всех сил пытался увести их от темы пистолета, хотя хорошо знал, что дело это почти провальное. Стоило пацанам увидеть его пистолет, они ни о чем другом не хотели слышать.
– А можно я стрельну? – пропел еще один, совсем карапуз.