Кошка наклонилась к нему совсем близко.
– Это правда, будто между нами проскочила какая-то искра, или мне показалось? – томно прошептала она.
Она отшвырнула кабель подальше, но и Лоун не терял времени – очень уж ему хотелось сорвать с нее маску.
– Но-но, – заворчала она, шлепая его по руке, – ты хочешь прямо все сразу – у нас ведь только первое свидание.
Лица их были так близки, что...
– Не обольщайтесь, мисс, – холодно ответил Лоун. – Я, конечно, тронут... а кроме того, я еще и у вас в плену, но... мое сердце, увы, занято. – Он попытался освободиться, но кошка крепко держала его – ноги ее сжимали его торс, как тиски, и было что-то соблазнительно-порочное в этой позе.
– Правда? – игриво и вместе с тем насмешливо мяукнула Кошка, снова наклонившись к нему. – А твоя возлюбленная знает про... нас?
– Каких таких нас! Нет никаких нас! – отрезал Лоун. – Есть только полицейский и дрянная преступница по кличке Кошка, которую он сейчас схватит за шкирку. – Он резко повернулся и оказался сверху.
– Мирр-р-овая, небось, подр-р-ружка, – снова промурлыкала кошка. – Похожа на меня?
– Ничего общего!
Они лежали, плотно прижавшись друг к другу, лица их почти касались. Она сладко улыбалась, мурлыкала и, казалось, больше не удерживала его.
Лоун сделал еще одно усилие и быстро поднялся на ноги. Он в конце концов защелкнет на ней браслеты! Быстро нашарив наручники, полицейский схватил их, накинул было ей на руки, только хотел защелкнуть... но о, чудо! Наручники повисли в пустоте.
Как она умудрилась высвободить руки, просто непостижимо! Проклятая тварь опять стояла перед ним и смеялась, слегка приплясывая.
Потом Кошка с сожалением посмотрела на сетку, где они только что лежали обнявшись, оглянулась. К ним уже пробирались полицейские. Внизу – то же самое, все выходы перекрыты. Уверенный, что она так-таки попалась, Лоун встал у нее за спиной...
Но опять же не тут-то было! Кошка подпрыгнула, поймала еще один свисающий с потолка электрический кабель, повисла на нем, он оборвался, и Кошка, не выпуская его из рук, полетела вниз. Полицейские, размахивая пистолетами, толпой бросились к ней; она же вскочила на ноги и отпрянула к стене. Быстро оглядевшись, преступница заметила совсем близко щиток аварийной автоматики. «Сейчас я вас слегка побрею», – подумала она злорадно.
– Ну-ка, поднимите руку, кто знает, – вежливым тоном училки в школе обратилась она к обступившим ее полицейским, – кто лучше всех видит в темноте? – она подняла изящную свою лапку, а потом вдруг взяла и сунула оголенный конец кабеля в панель с предохранителями.
Ослепительно вспыхнуло, посыпался водопад искр, и все здание театра погрузилось в кромешную тьму. Из партера послышались визги перепуганных дам и сердитые мужские голоса. Началась паника. Темнота была – хоть глаз выколи.
А для кошки – в самый раз.
– Катастрофа! – Хедар орал в телефонную трубку и одновременно рылся в бумагах и папках своего письменного стола. – Полная катастрофа! – Он болезненно поморщился. Глубокие царапины на щеке больно щипало и жгло под бинтами – он успел-таки где-то перебинтовать себе голову. – Как ей удалось узнать? Кто она вообще такая и откуда... – голос его замер, последние слова застряли в глотке: он поднял голову и увидел стоящую в дверях Лорел. Хедар прищурил глаза и бросил трубку на аппарат.
– Что это ты так испугался, милый? – спокойным голосом спросила Лорел. – Ведь это всего лишь я. Чего тебе бояться?
– Ты ничего не понимаешь! – завопил Хедар. – Мы на краю гибели! А ты – «чего бояться»!
Глаза Лорел сверкали в полумраке и были холодны как лед.
– Ты меня не понял, дорогой, – медленно сказала она, приближаясь к нему. – Я хотела сказать, брось предаваться самобичеванию, уймись, прекрати бегать за девчонками, которые тебе в дочки годятся, и Бога ради, Джордж, – добавила она сквозь стиснутые зубы, – хоть раз в своей несчастной жизни будь... мужчиной.
Хедар отвесил ей такую оплеуху, что едва ли даже и крепкий мужчина устоял бы на ногах – отвесил и закричал не своим голосом – но не от гнева, а от внезапной, пронизавшей его руку острой боли: ему показалось, что кулак его изо всех сил врезался в каменную статую. Выпучив глаза, он уставился на жену. Она же и с места не сдвинулась.
И выражение лица ее было таким же твердым, как и само лицо.
Глава восьмая
Пейшенс стояла посередине своей квартиры, держа в руках два платья. Одно было очень такое скромненькое, другое посмелее, а если откровенно, то можно сказать, даже вызывающее.