Работа нисколько не мешала им постоянно, не умолкая, болтать – о том, кто с кем спит, о том, кто впал в немилость у Илис, или о том, что кто-то у кого-то одолжил золотые серьги, но так и не вернул. Актана слушала своих подруг, улыбаясь, но говорила очень мало. Ее утомляли их сплетни точно так же, как и постоянное кривляние Илис. Актана иногда раздумывала, все ли богини так глупы (или ленивы), как Повелительница зверей, которая (если судить по словам Илис или по изображениям на резных халцедоновых и гипсовых печатях, которыми главная жрица запечатывала письма) все дни своей вечной жизни проводила, сидя на троне на вершине далекой горы, в окружении львов, пятнистых кошек, крылатых собак и тучами летающих над ней пчел. Она ничего не делала, лишь ожидала новых жертвоприношений.
И конечно, дожидалась: все новые и новые дары приносили ее представительнице на земле, на острове Каллисте, то есть Илис.
– Если мы не поторопимся, то пропустим обед, – сказала Лисса, самая старшая из девушек. Она заглянула в корзинку к Актане и, уже обращаясь к ней одной, значительно мягче добавила, указывая на большую скалу, окруженную качающимися на ветру крокусами:
– Вот там есть полянка, которую еще никто не обирал.
– Спасибо, – ответила Актана и отправилась к этой скале. Стебли розмарина цеплялись за ее юбку и издавали сильный смолистый запах, похожий на запах сосны. Актана растерла одну такую веточку в руке и провела пальцами по щеке, вдохнула ее смолистый аромат и затем только принялась за работу, за сбор шафрана.
То, что девушки делали, действительно было работой, хотя Илис и говорила, что это тайный обряд, прославляющий Ту, Что Вскармливает Львов. Шафран цвел осенью. На склонах гор раскрывались миллионы пурпурных цветов, а из каждого, словно тоненькие, желтые язычки из открытой пасти диковинного животного, высовывались яркие тычинки не толще ниточки. Тычинки были покрыты прекрасной, ярко-оранжевой пыльцой, и девушки, склоняясь над каждым цветком, выщипывали из него тычинки и складывали их в корзину, которую потом должны были отнести в храм. Там содержимое всех корзинок ссыпалось вместе, в один огромный короб. Он был настолько велик, что в нем с легкостью могла поместиться девушка. Шафран сушили, а потом продавали. Его с удовольствием покупали и на Кефтиу, и в Египте, так как он использовался для изготовления косметики и самых разнообразных красок – ими рисовали картины и фрески, красили ткани.
Покупая эти краски, никто уже не вспоминал о том, с каким трудом собирали драгоценную пыльцу: урожай с одного цветка составлял всего лишь несколько тоненьких, как волосики на детской головке, золотых тычинок. Девушки, прислуживающие в храме Повелительницы зверей, работали с раннего утра до захода солнца, собирая с цветов драгоценное золото, подобно трудолюбивым пчелам. Но если начать собирать тычинки слишком рано, то пыльца будет еще влажной от росы и станет прилипать к одежде и пальцам; если же слишком задержаться, то наступят сумерки, а в темноте могут подстерегать любые опасности. Девушки боялись попасться в руки тем сладострастникам, которые, приходя в храм Повелительницы зверей, всегда искоса поглядывали на ее юных, прекрасных прислужниц. Далеко не все, кто приезжал на остров с дарами для Повелительницы зверей, делали это только из религиозных побуждений.
Но сейчас никого близко не было, а вернее, Актана никого не видела. Все вокруг было совершенно спокойно, только пурпурные цветы качали головками на утреннем ветру. Актана опустилась на колени посреди поляны, заросшей шафраном, и начала аккуратно вырывать тонкие ниточки тычинок из лиловых соцветий. Это была скучная и утомительная работа, но уж лучше, чем поддерживать огонь в храме или дожидаться Илис, чья капризность и скверный характер были хорошо известны, по крайней мере ее прислужницам. Где-то вдалеке раздавались смех и пение других собиравших шафран девушек. Актана улыбнулась и, не оставляя своей работы, принялась им подпевать. Ее пальцы блестели от золотой пыльцы, в пыльце была и длинная юбка. Солнце стояло уже высоко, но еще не припекало, дул теплый, сладкий ветерок, пахнувший розмарином и морем. Еще немного, и можно будет остановиться и пообедать. У них с собой были маслины, козий сыр, хлеб и какое-то желтое, как смола, вино, которое одна из девушек стащила из комнаты храма, где хранились приношения.
– Вряд ли Повелительница будет возражать. Ведь Она же не хочет, чтобы мы умерли от голода, – сказала девушка, показывая подругам амфору с вином, – или, например, от жажды.
Но сейчас Актане ничего не было нужно, она вполне была счастлива тем, что ей тепло и что ее оставили наедине со своими раздумьями.