Он повернул к себе кошачью мордочку и подул в ушки.
– Я зову ее Кури Риаумими, – обратился он к дочери красильщика. – Кури Ри.
– А! – Укон попыталась улыбнуться. – Красиво, Острые Ушки.
Поэт улыбнулся в ответ. Но улыбка исчезла с его лица, когда он разглядел черные руки девушки и ее лицо – красное и воспаленное от постоянных слез, с синяками и кровоподтеками от побоев, а бил ее отчим каждый день.
– Я... Я зашел в магазин и никого там не застал, – объяснил он извиняющимся тоном. – Мне нужно бы купить немного чернил. Но вообще-то я могу зайти и завтра...
– О нет, нет! – вскричала Укон и поспешила обратно внутрь, поэт вошел вслед за ней.
– Мой отец ушел по делам, – соврала она (на самом-то деле он, конечно, пил в соседнем кабаке), – но я могу отпустить вам все, что вы пожелаете.
Она побежала доставать ему чернила. Поэт просил самых дешевых, на лучшее у него просто не было денег. Укон уже снимала чернила с полки, как вдруг остановилась. Она покосилась назад, чтобы проверить, что поэт не следит за ней и что в магазин никто не успел войти. Никого не было, и девочка быстро, стараясь сама не смотреть, что делает, вместо дешевых взяла самые дорогие из всех, что продавал отчим, ярко-красные, пахнущие листьями герани чернила в форме цветка хризантемы. Она завернула их в рисовую бумагу, чтобы поэт не смог сразу разглядеть, какой дорогой подарок она ему делает, и не отказался от него. Затем она поспешила к ожидавшему ее покупателю.
– Пожалуйста, – сказала она и низко поклонилась, протягивая ему сверток.
Когда она подняла глаза на поэта, ее лицо вновь покраснело, но на этот раз не от страха и не от боли, а от смущения: он, взяв завернутые в рисовую бумагу чернила, задумчиво смотрел на нее.
«Она не похожа на Прекрасный Цветок, – думал Га Шо. – От нее пахнет не духами, а гнилой рыбой, ее руки черны, как лапы моей кошки, а кожа у нее такая же красная, как... как шкура Кинква Нэко. Все говорят, старик бьет ее каждый день...»
Но у нее была чудесная улыбка, тихий голос и ласковый взгляд. И она с такой добротой отнеслась к бездомной кошке...
– Спасибо, – сказал он и, может быть, слишком поспешно развернулся и вышел из магазина.
Этой ночью Га Шо вновь писал стихи. Но на этот раз они были посвящены дочери чернильщика. Он не мог, не покривив душой, сравнивать ее с цветами, пусть даже самыми простенькими. Но у японцев написано много стихов, воспевающих кошек, а потому он начал с того, что сравнил дочь чернильщика со своей кошкой. Но спустя некоторое время поэт оставил это сравнение, и его мысли обратились к ее женским достоинствам. Тогда-то он и написал несколько стихотворений, которые (по крайней мере, по его мнению) были ничуть не хуже тех, что он посвящал Прекрасному Цветку. Лучшее из них он несколько раз прочитал вслух для своей кошки, которая сидела рядом с лампой и вылизывала лапки (впрочем, они от этого не становились белее, так же как не становились чище от воды руки Укон).
Взяв лист бумаги, он достал купленные утром чернила и развернул их.
– Ах! – Его глаза расширились от удивления.
В руках он держал чудесную чернильницу в форме хризантемы с красными чернилами. Таких у него не было никогда в жизни. Поэт даже покраснел от смущения и удовольствия. Он украдкой покосился туда, где сидела кошка, словно боясь, что она могла заметить, как он зарделся.
Но кошки уже не было. Поэт, тихо улыбаясь, поставил чернила на чернильный камень и, облизнув кончик собольей кисточки, сел записывать свое стихотворение.
Тем временем Укон, ожидая прихода отца, сидела дома, в одной из задних комнат, где она всегда спала: постель ей заменял убогий соломенный тюфяк. Она не смела лечь до возвращения отчима. Кроме того, девушка была слишком занята мыслями о юном поэте – спать ей не хотелось. Впрочем, Укон не сидела без дела: она следила за огнем в маленьком очаге, обогревавшем весь дом, и заворачивала в бумагу готовые чернила.
Было уже далеко за полночь, когда она услышала спотыкающиеся шаги, за которыми последовал скрип открывающейся двери.
– Отец, – тихо окликнула она и, встав, направилась ко входу, чтобы поприветствовать его.
Он, спотыкаясь, вошел в комнату: одежда разорвана, волосы взлохмачены. Укон подошла к отчиму и подставила свое плечо, чтобы помочь ему устоять на ногах.
– Грязная потаскушка! – взревел он и бросился на падчерицу с кулаками.
Но поскольку он был в стельку пьян и едва понимал, что где находится, пострадала от его удара только стена дома. Укон отбежала в сторону, но пьяный чернильщик не успокоился, и на этот раз девушке не удалось увернуться. Скорчась от боли и заливаясь слезами, Укон упала около очага.