Но окно Гордона распахнулось беззвучно, а сам он был настолько погружен в свои бумаги, что даже не обратил внимания на то, как именно Бэтмэн проник в комнату.
— А, ты здесь. Хорошо. Садись и позволь ввести тебя в курс дела.
Маска оказалась весьма кстати, чтобы скрыть разочарование на лице Бэтмэна. Машинально подняв плечи, дабы капюшон не помешал сесть, он устроился в одном из кожаных кресел. «Если это о том пожаре возле Ист Энда…» Гордон прервал Бэтмэна движением руки. «Нет, о пожаре я ничего не знаю, пожар тут ни при чем. Наша проблема еще не актуальна для Готама, но скоро станет проблемой номер один. Весь день я проторчал на совещании с Интерполом и нашим Федеральным агентством безопасности — мы их только что погрузили на самолеты и отправили. Похоже, они здорово озабочены некой новоявленной террористической группировкой, планирующей прибыть в Готам-сити для закупки оружия, амуниции и стингеров класса „земля-воздух“ в количестве, достаточном для оснащения небольшой армии».
Бэтмэн подался вперед. Даже густая тень от маски не могла скрыть озабоченности на его лице. Комиссар полностью завладел его внимание. «Но кто? Здесь в Готаме никто не связан с подобной гонкой вооружений. Кто же выступает покупателем?» — Если ты думаешь, что я сам не задавал им те же самые вопросы, причем неоднократно, то ты ошибаешься, — Гордон порвал листок бумаги на мелкие кусочки, скатал в шарик и метнул в корзину. — Но они все высокопоставленные бюрократы, понимаешь — дипломаты, а не полицейские — и так и не сказали мне ничего кроме того, что я должен передать в их распоряжение сотню своих людей, а также предоставить им офисы, компьютеры и всякие канцелярские принадлежности, сколько душа пожелает.
— В общем, отнеслись к тебе как к мальчику на побегушках. Заявились сюда, будто они такие взрослые, а ты еще в коротких штанишках, да? И говорят о твоих людях, как о пушечном мясе?
Гордон только вздохнул, негодуя. «Истинная правда. Они, понимаешь, чересчур умны для нас, местных. Сперва я думал, им и предъявить-то нечего, но они мне доказали, что действительно раскопали нечто серьезное. Парочка телефонных разговоров, брифинг в ЦРУ, папки Интерпола, набитые дрянными картинками и именами, которые я даже пьяный вслух не выговорю. Ты слышал когда-нибудь о Бессарабии или бессарабах?» Бэтмэн попробовал слово на вкус, заострил его и запустил в память как крючок — не клюнет ли что-нибудь. Ничего, кроме смутного ощущения, будто он все же слышал слово прежде. Брюс отрицательно покачал головой, и Гордон разочарованно вздохнул.
— Я тоже ничего не могу припомнить. Не думаю, что им самим известно намного больше. Все они произносили эти слова так, словно только вчера их выучили. Ну, ты знаешь этих типов — они и «понедельник» произносят так, словно дают тебе понять, будто что-то об этом знают, но тебе не скажут.
Криво улыбнувшись, Бэтмэн потянулся к графину на углу письменного стола и налил себе стакан воды. Он не рассчитывал сегодня ночью оказаться в помещении — и тем более в мэрии, где политические бури создавали гнетущую накаленную атмосферу. «Я займусь этим», — сказал он, промочив горло водой.
— У меня есть команда новичков с университетским образованием, окопавшихся в библиотеке. К завтрашнему утру я буду знать, что бессарабская бабушка кушает на завтрак. А вот чего я не буду знать, так это за каким лешим они приехали в Готам, где они прячутся и что собираются сделать прежде, чем отчалить отсюда.
— Ты хочешь, чтобы я это выяснил?
Ответ был очевиден, но комиссар поколебался прежде, чем кивнуть.
Пожалуй, нет в мире такого правоохранительного учреждения, которое не было бы чем-то обязано тому или иному эксцентричному борцу за справедливость, порой и не человеку даже. Гордон в глубине души был рад, что Бэтмэн просто эксцентричен, то есть под всей этой полимерной мишурой и преданностью идеалам находилось обычное человеческое существо, способное сыграть незамысловатую шутку, например войти через окно, а не в дверь. И все же какая-то часть комиссара отказывалась признать, что человек в маскарадном костюме может совершить нечто, чего не сможет человек в синей форме.
— Выследи их. Скажи, где они — и я напущу на них своих лучших парней.
Я хочу, чтобы Готам сам решил эту задачу, — он внимательно рассматривал свои ногти. — Ты ведь понимаешь… Время от времени приходится просить тебя вытащить наше сало из огня… С точки зрения морали это некрасиво, конечно. И для прессы повод потрепать нам нервы… — а это дело привлечет прессу. Я это нутром чую.
Внезапно зазвонил телефон, отсрочив для Бэтмэна необходимость отвечать, дав ему несколько минут, чтобы привести мысли в порядок и разработать основы оперативного плана. Если эти бессарабы реально существовали, а похоже, что так оно и было, он отыщет их с помощью компьютерной сети и собственных ног. Он сделает это для Гордона и отдаст всю славу полиции; нетрудно понять, что комиссар имел в виду, говоря о морали. Но эти бессарабы в качестве покупателей, похоже, были лишь маленькими кусочками на большой тарелке.
Он подождал, пока Гордон повесит трубку и сделает пометку в еженедельнике.
— Твои гости хоть как-то намекнули насчет продавцов и поставщиков?
Гордон медленно закрыл еженедельник. Неужели он действительно рассчитывал, что сможет пригласить сюда старого друга, не раскрыв ему всей правды.
— Они упомянули кличку «Связной».
Бэтмэн откинулся в кресле, прикрыв рукой открытую часть лица и полностью скрыв таким образом свои чувства от собеседника. «Связной»…
под этим именем скрывался тот, кто осуществлял… ну, скажем… связь. Это был посредник, без которого не обойтись… каждый раз, когда покупатель разыскивал продавца, или наоборот, Связной сводил их. Операции начались сразу после войны — Второй Мировой — и с тех пор это явление десятилетиями квалифицировалось, как дело рук обособленной ассоциации военных интендантов, снабженцев и всевозможных армейских жуликов, занимающихся единственным доступным для них бизнесом.
В компьютерах Бэтмэна наличествовали файлы, в которых Связной по-прежнему сочетался с местоимениями «оно» или «они», ибо аналитики упрямо отказывались поверить в то, что такое грандиозное дело может находиться в руках одного человека. Из этих документов следовало к тому же, что, если Связной и был человеком, то должен был бы как-то заявить о себе. Без малого девяносто пять процентов его деятельности были вполне легальными, а некоторые операции можно было назвать героическими. Весь мир аплодировал, когда в Эфиопию прибыли три парохода, битком набитые зерном, которого было достаточно, чтобы прокормить всех беженцев в течение месяца.
Миру, разумеется, было невдомек, что, глубоко закопанное в пшеницу и кукурузу, в трюмах находилось военное снаряжение, которого с лихвой хватило для ведения гражданской войны в течение двух лет.
Но Брюс Уэйн об этом знал, так же как знал он и том, что за всем этим мог стоять один-единственный мозг. Возможно, сорок пять лет назад это и была группа, но не теперь. Никакой комитет не был в состоянии разрабатывать столь глобальные операции с такой утонченной элегантностью.
Однако даже у Брюса Уэйна не было ключа к разгадке, что за орган или личность скрывались за этим именем. У каждого законспирированного субъекта, включая и его самого, есть общественное лицо и частная жизнь, но у Связного — насколько известно — этого не было вовсе. Полное затворничество обеспечивало ему неузнаваемость даже в том случае, когда та или иная из его операций проваливалась. Если же и появлялось его приблизительное описание, оно противоречило предыдущим, и это говорило в пользу версии о комитете. Хотя и считалось, что корни Связного — в Америке, Брюс Уэйн был благодарен ему хотя бы за то, что тот щепетильно избегал заниматься своими грязными делишками на территории Соединенных Штатов.