Матушка сняла трубку быстро, рявкнув:
– Да?
– Это ты, мама? – спросил Брайан.
Ева снова взяла трубку параллельного телефона, осторожно прикрыв ладонью микрофон.
– А кто же еще? Сюда больше никто не заходит. Сижу одна-одинешенька семь дней в неделю.
– Но… ээ… ты… гм… не любишь гостей.
– Нет, не люблю, но было бы забавно их выпроваживать. Короче, что случилось? Я как раз смотрю сериал «Ферма Эммердейл».
– Прости, мама, что помешал, – проблеял Брайан. – Может, перезвонишь мне во время рекламной паузы?
– Нет, – отрезала она. – Давай разберемся сейчас, что бы там ни было.
– Это Ева.
– Ха! Отчего-то я не удивлена. Она от тебя ушла? Как увидела эту вертихвостку, так сразу поняла, что она разобьет тебе сердце.
Брайан задумался, а разбивали ли ему сердце хоть раз. Ему всегда было сложно понять, какие эмоции он испытывает. Когда он принес домой диплом бакалавра естественных наук с отличием, чтобы предъявить свое достижение матери, ее тогдашний сожитель сказал: «Наверное, ты очень счастлив, Брайан». Брайан кивнул и натужно улыбнулся, но на самом деле чувствовал себя ничуть не счастливее, чем совершенно обыкновенным днем раньше. Тогда мать взяла диплом с тиснением, пристально его изучила и нахмурилась: «Тебе придется попотеть, чтобы получить работу астронома. Люди с опытом побогаче твоего не могут трудоустроиться».
А сейчас Брайан печально объяснил:
– Ева легла в постель в одежде и обуви.
– Не скажу, что удивлена, Брайан. Она всегда стремилась привлечь к себе внимание, – мигом отозвалась его мать. – Помнишь, как мы все вместе поехали отдыхать на Пасху в восемьдесят шестом? Твоя жена притащила с собой целый чемодан нелепой битниковской одежды. Нельзя расхаживать в битниковской одежде в Уэллс-Некст-зе-Си [1]. Все на нее пялились.
Сверху Ева закричала:
– Вы не должны были выбрасывать в море мою прекрасную черную одежду!
Раньше Брайан никогда не слышал, чтобы жена кричала.
Ивонн Бобер спросила:
– Кто это там орет?
– Телевизор, – соврал Брайан. – Кто-то выиграл кучу денег в телевикторине «Яйцеголовые».
Мать сказала:
– Она весьма презентабельно выглядела в тех вещах, что я ей купила.
Слушая, Ева вспомнила, как достала из пакета кошмарные тряпки. От них пахло так, будто они годами тухли на сыром складе где-то на Дальнем Востоке, а цветовая гамма была сплошь кричащей: лиловые, розовые и желтые тона. А еще в пакете лежала пара сандалий, похожих на мужские, и бежевая пенсионерская куртка. Примерив этот ужас, Ева показалась себе на двадцать лет старше.
Брайан жаловался матери:
– Я не знаю, что делать, мамочка.
– Наверное, она напилась. Пусть проспится, – посоветовала Ивонн.
Ева отшвырнула телефон и завопила:
– В Уэллс-Некст-зе-Си она купила мне мужские сандалии! Я видела, что мужчины носят такие же с белыми носками! Ты должен был защитить меня от нее, Брайан! Должен был ей сказать, что твоя жена скорее умрет, чем наденет эти ужасные сандалии!
Ева голосила так громко, что у нее запершило в горле. Она крикнула Брайану, чтобы тот принес стакан воды.
– Секундочку, мама, – сказал Брайан. – Ева просит воды.
Мать зашипела в трубку:
– Не смей носить ей воду, Брайан! Ты своими руками выроешь себе могилу, если пойдешь у нее на поводу! Скажи, пусть сама себе и наливает!
Брайан не знал, что делать. Пока он нерешительно топтался в коридоре, его мать проворчала:
– Только этого мне не хватало. Колено опять болит — сил нет. Едва не позвонила врачу, чтобы он отрезал мне ногу.
Брайан пошел с трубкой на кухню и открыл кран с холодной водой.
– Мне кажется, или у тебя вода течет? – спросила мать.
– Просто наливаю воды в вазу для цветов, – снова соврал Брайан.
– Цветов! Везет же вам, можете позволить себе цветы.
– Это цветы из сада, мама. Ева их из семян выращивает.
– Везет же вам, есть место для сада, – нашлась Ивонн.
И положила трубку. Мать Брайана никогда не прощалась.
Брайан поднялся наверх со стаканом холодной воды. Протянул его Еве, та отпила глоток и поставила стакан на захламленную прикроватную тумбочку. Брайан переминался у изножья кровати. Никто не мог подсказать ему, что делать дальше.
Еве стало почти жаль мужа, но не настолько сильно, чтобы встать с кровати. Вместо этого она предложила:
– Почему бы тебе не спуститься и не посмотреть телевизор?
Брайан обожал реалити-шоу с недвижимостью в качестве приза. Его героями были Керсти и Фил. Втайне от Евы он написал Керсти, что она всегда выглядит красавицей, и спросил, замужем ли она за Филом или это просто деловое партнерство. Три месяца спустя ему пришел ответ: « Спасибо за проявленный интерес» за подписью « С любовью, Керсти». В конверт была вложена фотография Керсти в красном платье с внушительным декольте, обнажающим значительную часть груди. Брайан хранил фото между страниц старой Библии. Он знал, что там снимку обеспечена неприкосновенность – книгу никто никогда не открывал.
Чуть позже вечером переполненный мочевой пузырь вынудил Еву встать. Она переоделась из повседневной одежды в пижаму, которую приобрела для возможного пребывания в больнице, следуя совету матери. Та верила, что если привезти с собой халат, пижаму и сумочку с туалетными принадлежностями хорошего качества, то врачи и медсестры будут относиться к вам лучше, чем к грязнулям, приезжающим в больницу с целлофановым пакетом, набитым дешевым тряпьем.
Ева снова легла, гадая, чем занимаются ее дети в первый вечер в университете. Ей представилось, что они сидят рядышком в комнате, плачут и просятся домой, как это было в первый день в детском саду.
Глава 2
Брианна стояла на общей кухне общежития, совмещенной с зоной отдыха. Пока что она успела встретить парня, одетого по-женски, и девушку, одетую как мужчина. Оба говорили о каких-то совершенно не известных ей клубах и музыкантах.
Брианна недолго концентрировала внимание на бессмысленной для нее беседе и вскоре перестала слушать, но кивала и вставляла «Круто!», когда это казалось уместным. Она была высокой, широкоплечей, длинноногой и с большими ступнями. Большую часть ее лица скрывала длинная всклокоченная черная челка, которую Брианна убирала с глаз, только если по-настоящему хотела что-то разглядеть.
Вошла похожая на беспризорницу девушка в длинном платье леопардовой расцветки и коричневых уггах. В руках она несла объемистый пакет из «Холланд энд Барретт», который запихала в холодильник. Половина ее головы была выбрита, и там виднелась татуировка в виде разбитого сердца. С другой стороны свисали плохо прокрашенные зеленым асимметричные пряди.
Брианна сказала:
– Чудесная прическа. Сама сделала?
– Попросила брата, – ответила незнакомка. – Он педик.
Девушка заканчивала каждое предложение с восходящей интонацией, словно постоянно задавалась вопросом об истинности своих утверждений.
– Ты австралийка? – спросила Брианна.
– Боже! Нет! – выкрикнула девушка.
– Я Брианна, – представилась Брианна.
– А я Поппи. Брианна? Никогда не слышала такого имени.
– Моего папу зовут Брайан, – безучастно пояснила Брианна. – Сложно ходить в таком длинном платье?
– Не-а, – отозвалась Поппи. – Попробуй, если хочешь. Оно тянется, так что, наверное, налезет на тебя.
Она сняла платье через голову и осталась в тонких трусиках и бюстгальтере. Белье казалось сотканным из алых паутинок. Похоже, у Поппи вовсе не имелось комплексов. А у Брианны их хватало. В себе она ненавидела практически все: лицо, шею, волосы, плечи, руки, кисти, ногти, живот, грудь, соски, талию, бедра, ягодицы, колени, ляжки, лодыжки, щиколотки, ступни, ногти на ногах и голос.
– Примерю в своей комнате, – ответила она.