— Убейте свинью, — сказал один из мужчин. — Мы поймали поросенка.
Меч сверкнул над телом женщины. Издав еще один душераздирающий крик, она закрылась рукой, как будто плоть ее способна отразить удар.
Вдруг прямо в пыль, к ногам хозяина меча, словно вызов, упал обломок стрелы. Мужчина замешкался, не решаясь ударить. Еще четверо воинов достали мечи. Тот, кто удерживал ребенка, отступил.
— Кто ты? — тревожно спросил один из них, вглядываясь в темный силуэт, так незаметно подобравшийся к ним.
Гнев лишил Самидар дара речи. Она бросилась вперед, нанесла одному из них продольный удар по груди, другого ударила щитом и освободила пространство вокруг женщины.
— Беги, — скомандовала она. Но вместо этого мать кинулась к дочери, и воин в красной маске, ругаясь, сразил ее мечом. Самидар нанесла ему ответный удар.
Мужчина отпустил вырывавшуюся пленницу, повернулся и пустился наутек. Два его спутника последовали за ним. Маленькая девочка, всхлипывая, подбежала к матери.
Самидар огляделась вокруг, ярость, кипящая в ней, не ослабевала. По-прежнему никто из жителей не осмеливался выйти из дома, никто не предложил свою помощь. Она вытерла клинок об одного из мертвецов в красной маске, сунула оружие в ножны и вернула щит себе на спину. Потом взяла ребенка на руки.
Странное чувство охватило ее. Маленькое тельце было таким теплым. Ребенок обхватил Самидар ручками и прижался лицом к ее плечу. Она в одиночестве качала девочку, думая о том, как поступить. С ненавистью уставилась на лежащих на земле мертвецов.
— Позволь мне позаботиться о ней.
Самидар обернулась. Старуха протянула руки и взяла у нее дитя, лицо ее было печальным и нежным. Она стала утешать хныкавшую девочку, гладить ее по головке, убирая с лица мокрые от слез локоны черных волос, вытирать бледные щечки заскорузлым пальцем.
— Ты единственная из всех жителей отважилась выйти из дому, — с горечью произнесла Самидар.
Глаза старухи тоже затуманились от слез. Она прижала ребенка к высохшей груди.
— Я помню, ты сказала, что этой ночью Смерти нет до меня дела, — ответила она. — А у них такой уверенности нет.
У Самидар сжались кулаки, эти запуганные людишки не вызывали у нее никакого сочувствия. Она нагнулась и сорвала маску с одного из трупов. Под ней скрывался обычный человек, но на лицо нанесена татуировка в виде паутины — от волос до подбородка, от уха до уха.
— Кровавый Паук? — спросила она, молчаливый кивок был ей ответом. Посмотрела в темноту, где терялась дорога. — Куда могли направиться его сообщники?
— В свою крепость, что на равнине неподалеку, — сказала старуха. — Вернулись к своей Безликой Госпоже.
Поднявшись, Самидар склонилась над ребенком и коснулась ее плечика. Милое детское личико повернулось к ней — широко раскрытые напуганные глаза, похожие на темные изумруды, встретились с ее взглядом. Еще одно воспоминание вспышкой вернулось к Самидар.
— У меня тоже были дети, — сказала она маленькой девочке. Самидар не хотелось показывать, что ей грустно об этом вспоминать. — Ты вырастешь очень красивой.
Она сурово сжала губы, отвернулась и пошла по дороге. Темнота ничуть не пугала ее, она видела хорошо и во тьме. Кровавые Пауки разрушили храм ее господина. Их стрела и их веревки — тому доказательство. Но это еще не все, она презирала их — убийц и головорезов! — за то, что отняли невинную жизнь, за то, что правили людьми, душа их саваном страха.
Она остановилась на вершине холма. За ним на фоне звездного неба, лицом к луне, как раз выглянувшей из-за горизонта, чернело громадное здание — это был замок, дышавший древностью. Башни его опасно накренились, крепостные стены по-змеиному обвивались вокруг него. Архитектурный стиль замка принадлежал другой эпохе, задуман и создан он не человеческим разумом, Самидар поняла это сразу. Свет ламп или факелов лился из бойниц и окон, разделенных на части, которые располагались необычными группами. Они блестели — злобно взирали! — подобно глазам насекомых.
Но она все же дерзко приблизилась к замку — щит на руке, шлем на голове. На стене выстраивались люди, и чем ближе она подходила к воротам, тем больше их становилось. Блики огня из жаровен блестели на их лицах, мечах и наконечниках стрел.
Она почувствовала на пальце тяжесть кольца, подаренного Смертью, и вспомнила его обещание: Все, что тебе принадлежало, будет снова твоим. Собрав свою волю, она потревожила ночь и вызвала ветер. Тучи сгустились, поглотили звезды и луну. Все к ней вернулось — легче, чем она ожидала. Сила заструилась в ней, тело ее ликовало. Она позвала, и гром ей ответил.
Кровавые Пауки на стене отозвались испуганными криками. Одна стрела отскочила от ее щита. Затем стрелы полетели градом, выпущенные дрожащими от страха лучниками. Она рассмеялась. Порыв ветра унес с собой жалкие стрелы. Небо разверзлось, и полил дождь.
У нее припасены свои стрелы для метания.
Она простерла руку к грозному небу. Зазубренная молния обрушилась вниз и ударила в ворота. Одна из двух огромных створок разлетелась в щепки, только петли остались висеть. За первой молнией последовала вторая. Дерево, металл и камень — все взлетело на воздух. Парапет, сооруженный как раз над разбитыми воротами, обвалился и рухнул. Люди завопили, и эти крики казались ей самой сладкой местью за убитую женщину!
Самидар решительным шагом прошла через дымящиеся развалины в огромный внутренний двор. К ней бросился человек с топором, в глазах его застыл отчаянный страх. Блеснул ее собственный меч, на сверкающем клинке заиграли блики огня и стихавших молний. Уклонившись от удара топором, она обнажила ему лицо, разрезав красную маску, и двинулась дальше.
Большинство из них разбежались. Некоторые сжимались, хныча, когда она проходила мимо, — жалкое подобие мужчин. Находились и глупцы, нападавшие на нее. Она спокойно расправлялась с ними, исполненная презрения.
Один из людей припал к земле у колодца, меч свисал из его безвольной руки, он спрятал лицо и задрожал, когда она приблизилась к нему.
— Ты — воплощение Смерти! — пробормотал он.
— Богохульник! — ответила она. Но не стала его убивать. Какое-то движение по ту сторону колодца привлекло ее внимание.
Огромные двери, ведшие в замок, бесшумно растворились. Это заметили даже Кровавые Пауки. Тишина воцарилась повсюду. Воздух звенел от ожидания.
Она утратила интерес к неравному бою. Осторожно пересекла двор и оказалась перед широкой каменной лестницей. Она поднялась по ступеням ко входу, немного задержалась наверху и ступила в темноту.
Тусклый свет освещал единственный проход. Сняв шлем и подвесив его за ремешок к ножнам, она направилась прямо на свет. В помещении стоял странный запах плесени и пыли вперемешку с чем-то еще непонятным.
Еще одни коридор осветился впереди, в то время как позади свет погас. Кто-то ведет ее, догадалась она. И колдует. Не важно. Сжав челюсти, она шла туда, куда указывал свет. Наконец еще одни двери оказались у нее на пути. Они тоже раскрылись сами. Свет за этими дверями исходил не от ламп и не от свечей.
Зал был громаден, потолок уходил ввысь, теряясь в темноте. Над головой переливалась мягким светом огромная замысловатая многослойная паутина. Ее узоры поражали воображение. Ее размеры изумляли.
Она внушала благоговейный страх — и отвращение.
В самом центре паутины висел прозрачный мешок в форме яйца. Сквозь тончайшие стенки угадывалось чье-то тело. Оно шевельнулась.
— Почему ты напала на мой дом и на моих слуг? — Голос принадлежал женщине — вежливый, пытливый.
Самидар опустила щит и посмотрела наверх, вытянув шею.