Вера и Антон покинули площадь и пошли домой, где их, как оказалось, ожидал праздничный стол, накрытый на прощание Катержиной. Ужин был приготовлен скромный, но, пожалуй, еще более изысканно сервированный, чем завтрак. Белоснежные салфетки, суп в фарфоровой супнице, вторые блюда, накрытые стеклянными крышками, сверкающие столовые приборы, хрустальные фужеры и бутылка красного вина.
Ужин подходил уже к концу, когда Вера спросила хозяйку, повернув голову в сторону старых фото на стене комнаты:
– Катержина, это ваши родственники?
Девушка испытывала неловкость от того, что ей приходилось называть пожилую женщину только по имени. Через много лет Вера, вернувшись на Родину, будет чувствовать подобный дискомфорт, обращаясь к соотечественникам по имени и отчеству.
– Да, – ответила хозяйка и тяжело вздохнула: – Только их никого нет в живых.
– А мальчик? – спросила Вера и осеклась.
Вместо ответа Катержина встала и ушла в соседнюю комнату. Вернувшись через минуту, она сдвинула в сторону посуду и положила на стол потрепанный фотоальбом.
– Двигайтесь поближе. Я сейчас вам все покажу… – тихо промолвила женщина и перевернула первую страницу: – Это мой муж Януш. Видите, он в военной форме. Когда пришли немцы, он остался здесь, в Сопротивлении. Чтобы не рисковать нашими жизнями – нашему сыночку Лукашу тогда исполнилось четыре годика, – стал отдельно от нас снимать квартиру и появлялся здесь лишь иногда. Януш чех, а я еврейка. А потом убили Гейдриха. Муж тоже в этом участвовал. Сначала все шло нормально, но их выдали. Предатель – Карел Чурда. Вот он на фото сидит, рядом с моим мужем, – женщина указала на худощавого мужчину в военной форме. – Что им двигало, я не знаю. До этого он воевал с фашистами во Франции. В покушении не участвовал. Написал донос, но его патриоты-жандармы спрятали, тогда он лично пришел в гестапо…
Женщина умолкла, в глазах ее стояли слезы. В комнате повисла гнетущая тишина. Наконец Катержина, взяв себя в руки, продолжила:
– Мой муж был убит в бою в церкви, где они прятались. А потом… потом фашисты пришли сюда. Схватили меня. Лукаш сильно испугался и спрятался под кровать, он громко кричал, а немец… немец был ленивый. Он не стал его доставать, он его застрелил… Последнее, что я помню, это струйка крови из-под кровати…
Вера замерла. Чтобы не заплакать, опустила голову и не замечала, что слезы уже капают из ее глаз. Катержина ровным голосом продолжала свой рассказ:
– Потом был концлагерь Терезин, а потом Аушвиц. Я не знаю, почему они меня не убили. Я хотела умереть, но моя вера не дозволяет самоубийства, и я каждый день ждала, когда назовут мое имя, чтобы отправить в газовую камеру.
Концентрационный лагерь Аушвиц, который располагался в Польше, называют фабрикой смерти. В нем были умерщвлены около одного миллиона четырехсот тысяч человек, из которых более миллиона составляли евреи. Порой крематории не справлялись с уничтожением трупов. Мирных жителей еврейской национальности, доставленных из европейских стран, было так много, что обреченным приходилось ждать своей очереди, чтобы быть уничтоженными в газовых камерах, в лесной роще на территории лагеря.
Потрясенные молодые люди молчали, а Катержина еще не закончила свой рассказ:
– Потом пришли советские солдаты и освободили нас, но еще несколько месяцев мы продолжали жить в тех же бараках. Людей некуда было выпускать и расселять. У многих от голода произошли необратимые изменения, и они умирали еще и еще… но теперь они умирали свободными. Я завидовала им.
Русские девушки ухаживали за нами, кормили с ложечки, мыли в тех же душевых, что недавно были газовыми камерами. Там все осталось так же, только газ уже не подавался по вентиляционным трубам. Только я не боялась… Вы кушайте, кушайте, – вдруг сказала Катержина, хотя все понимали, что ни о каком ужине теперь и речи не могло быть. Вера поднялась с места и попыталась собрать грязную посуду, чтобы помочь хозяйке, но та остановила ее:
– Присядь, подожди минуточку, – сказала она и вышла.
Через минуту хозяйка вернулась. В руках у нее была бордовая коробочка. Женщина открыла ее, достала маленькое золотое колечко с синим камешком, похожим на сапфир, протянула Антону и промолвила:
– Надень Вере прямо сейчас. Это колечко подарил мне муж перед уходом в подполье. Мама каким-то чудом сохранила его. Я старая еврейская женщина, мне скоро умирать, а родных у меня нет. Пусть это будет вам на счастье.