— Ты внимательно прочла?
— Ты имеешь в виду пункт о том, что мы будем обновлять брачный контракт каждые два года? — Марисса засмеялась. — Лазейка специально для тебя, чтобы ты смог начать бракоразводный процесс, когда тебе все осточертеет.
— Я не планирую развод, Марисса. Это просто открытая дверь.
— Это признание того, что у нас ничего не получится.
— Я не собираюсь обсуждать свое решение, — спокойно сказал Каллен. — Кроме того, я обговариваю мой финансовый вклад. Здесь говорится…
— Я знаю, что здесь говорится. Ты будешь снабжать меня… Как там написано? «Соответствующая финансовая поддержка, полагающаяся супруге».
Каллен почувствовал, что краснеет. Эти слова так ужасно звучали, потому что были плохо сформулированы.
— Здесь также говорится, — быстро добавил он, — что я оплачу твое образование в Гарвардской школе права.
— Только подумайте, — ледяным голосом сказала Марисса. — Той ночью я стоила тебе лишь ужина в ресторане. Проклятье, даже меньше. Наш университет оплатил счет.
— Проклятье, — рявкнул Каллен, подошел к ней, схватил за локти и приподнял на цыпочки. — Что произошло с тобой?
— Что произошло с тобой? — парировала она. — Неужели ты думаешь, что я все та же глупенькая девочка, которая поддалась тебе той ночью?
— Мы любили друг друга той ночью и сделали ребенка. В этом нет ничего глупого.
— Да. Ничего глупого в этом нет, — подумала она. — Зародить жизнь — это серьезное дело.
— Неужели я прошу чего-то невозможного, Марисса? Я все лишь хочу, чтоб ты вышла за меня.
О, как легко он это говорил! Брак и идеальная жизнь для их ребенка…
— Послушай, Каллен. Я знаю, что ты хотел, как лучше, но…
— А как насчет яхт? Ты любишь плавать?
— В смысле, по воде?
Каллен засмеялся.
— Да. В смысле, по воде.
Марисса передернула плечами.
— Когда воды больше, чем может войти в ванну, я нервничаю. Мы из разных миров. Даже если… если я бы рассматривала возможность заму…
— Не рассматривай, — резко оборвал он, — просто согласись.
Она начала что-то говорить, но он остановил ее нежным поцелуем, мягким прикосновением губ. Может быть, именно эта нежность лишала ее слов. В ее жизни было так мало нежности…
— Марисса, — прошептал Кален. Она отдалась его поцелую, отдалась успокаивающему теплу его тела, теплоте обнимающих ее рук. Она представила себе этого сильного, целеустремленного, сексуального мужчину своим мужем.
Эта мысль смутила и испугала ее. Она никогда не полагалась ни на кого, особенно на мужчину.
— Видишь? — отрывисто сказал Каллен. — У нас получается.
— Ты имеешь в виду секс. Но…
— Но что? — Он погладил ее лицо, и его глаза заблестели. — Разве муж не может желать свою жену?
— Да, может. Когда они знают друг друга. Когда их брак не является формальностью. Когда…
Он снова поцеловал ее, на этот раз более страстно. Марисса почувствовала, как земля уходит из-под ее ног. Она тихо застонала и прислонилась к плечам Каллена.
Она опять поддалась своим чувствам, опять позволила эмоциям взять верх.
— Каллен, — задыхаясь, сказала Марисса. — Каллен, я думаю…
— Прекрати думать, — яростно сказал он. — Просто чувствуй. Просто сделай это, выйди за меня.
— Если я выйду, — услышала она свои слова, — если я выйду, ты должен согласиться на то, что между нами не будет секса.
— То есть у нас будет ненастоящий брак?
Он сказал это серьезным голосом, но она знала, что он смеется над ней. Это придало ей решимости. Ее дыхание участилось. Она всегда хорошо играла в шахматы. Их разговор напоминал шахматную партию. Партия в шахматы… и она только что поставила ему шах и мат. Она привела Каллену довод против женитьбы на ней. Конечно, он был слишком сильным мужчиной, чтобы принять брак без секса.
— Я вижу тебя насквозь, — мягко сказал он.
— Не поняла?
— Ты ставишь условия, которые, как ты считаешь, я не приму. И бремя ответственности упадет с твоих плеч. Мы не поженимся, и это будет на моей совести.
Ее смешок прозвучал лицемерно даже для ее собственных ушей.
— Ерунда!
— Я думаю, ты надеешься именно на это.
— Ну, мне все равно, что ты думаешь. — Марисса отошла от него. — Твой выбор, Каллен?
Каллен прищурился и посмотрел на убежденную в собственной правоте Мариссу. Надо бы сказать ей, что ничто не заставит его надолго принять эти условия. И намекнуть, что она тоже не сможет так долго жить.
— Ну, — повторила она. — Твой ответ?
Он улыбнулся ей странной улыбкой. Потом завернул рукава еще на дюйм, бросил быстрый взгляд вокруг и заметил, что пора собираться.
Сердце, кажется, врезалось ей в ребра.
— Это значит, что ты принимаешь мои условия?
— Это значит, — спокойно сказал он, — у тебя есть час для того, чтобы собраться.
— Час? Это невозможно.
— Час, — отрывисто сказал он.
Марисса пошла в спальню, открыла шкаф и достала чемодан.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Почему его жизнь стала такой тяжелой?
Прошло две недели, четырнадцать дней, триста тридцать шесть часов. Если сравнить эти дни с листками в календаре, то получится немного.
Но если ты живешь эти часы, эти дни, эти недели, то тебе кажется, будто ты наблюдаешь вечность. Почему время идет так медленно?
Каллен стоял на террасе своего городского дома и смотрел на сад. В его руках стыла чашка кофе. Осень еще не наступила. Хотя листья начали краснеть и золотиться, температура стояла как в середине лета, такая же высокая.
Он любил осень, любил яркие краски листвы, холодные вечера… Но в этом году погода запуталась.
Так же, как и он.
Марисса презирала его. Она презирала это место. Она отказывалась говорить с ним, отказывалась смотреть на него, отказывалась даже признавать его присутствие.
Каллен глотнул кофе и скорчил гримасу. Кофе был таким же холодным, как и отношения в его доме. Но кофе, в отличие от отношений, можно было отставить в сторону.
Дать отставку Мариссе нельзя. Она была его женой.
Его неприкасаемая, неулыбающаяся, молчаливая, как сфинкс, жена.
Развод решил бы эту проблему. Половина знакомых ему людей была разведена или жила отдельно. Их бы даже не удивило, что он разводится через пару недель совместной жизни. Один из его коллег только что занимался разводом пары, чье семейное счастье длилось ровно девять дней.
Неужели именно такое отношение заслужил мужчина, который пытался поступить как должно?
Каллен нахмурился и повернулся лицом к двери.
Он действительно поступил разумно. Он был убежден в этом. Ну и что, что женщина, которая однажды смотрела на него со страстью во взгляде, теперь отворачивалась от него?
Жена не выносит его присутствия, мрачно думал Каллен. Из-за чего, интересно? Из-за того, что он вытащил ее из прекрасной жизни в трущобах Беркли? Из-за того, что ей не приходилось больше подниматься на четыре пролета ступеней в ее трехкомнатный карцер, обставленный мебелью, которую не приняла бы даже Армия спасения?
О, да. Он, без сомнения, вызвал этим ее ненависть.
Кому ни скажи, что он собирается оплатить ее обучение, и всем сразу станет ясно, что он плохо с ней обходится. У нее еще было время поступить в Гарвард, но будь он проклят, если упомянет об этом.
Пусть она подойдет к нему. Пусть скажет что-нибудь. Что угодно. Черт, если она ненавидит его, пусть скажет ему об этом.
Марисса не разговаривала с ним, не смотрела на него и, кажется, вообще не жила с ним на одной планете. Она прекратила разговаривать, как только согласилась стать его женой. Пока они ехали в аэропорт, она сидела рядом с ним, как манекен в музее восковых фигур. Неужели поступки в соответствии с долгом так дорого обходятся?
Он решил сделать остановку в Лас-Вегасе, перед тем как лететь домой. Лас-Вегас — это место, где не практикуются длинные брачные церемонии. Сначала он хотел, чтобы их расписал знакомый мировой судья в Бостоне. Но выражение бесчувственности на лице Мариссы, выражение полного презрения заставило его изменить планы. Лучше сказать «да» перед незнакомцем, который не будет задавать лишних вопросов.