Электричка остановилась на станции Сибуя. Несколько человек вышло, несколько вошло; вагон был по-прежнему полон, и у вошедших был такой же усталый и мрачный вид, как и у всех пассажиров. Дверь вагона захлопнулась, и передо мной вновь возникло лицо Мицу, теперь уже растерянное, с каким она бежала за электричкой.
— Ёсиока-сан, — прижавшись ко мне, шептала Марико. — Что ты за человек, Ёсиока-сан? Ни с того ни с сего вдруг стал мрачный. Что с тобой? Почему ты молчишь?
— Так просто.
— Иногда ты бываешь таким грустным.
— Ты шутишь! Терпеть не могу сантиментов.
Мы думали, что никто не знает о наших отношениях. Увы! Только директор и управляющий ничего не подозревали. Конечно, первыми обо всем догадались девушки. Теперь я часто ловил на себе иронические и завистливые взгляды. Однажды во время перерыва, проходя мимо оживленно болтавшей группы служащих, я заметил, что при моем приближении разговор смолк. Разумеется, говорили обо мне. И потом в умывальной, в коридоре, под окнами и за дверями конторы я не раз слышал:
— Они уже целовались…
— Конечно…
— Я сама видела, как…
Иногда они перекидывались многозначительными шуточками и в моем присутствии, хихикая и с интересом поглядывая на меня.
«Ну погодите, — думал я. — Если вы так, я заставлю вас заткнуться»
И я принялся демонстрировать, как мы с Марико любим друг друга. Некоторые растерялись, но я заставил их привыкнуть к нашим нежностям. К тому же Марико была родственница директора, и с нами не стоило портить отношения. Так или иначе, сплетни и смешки вскоре прекратились, но служащие по-прежнему не спускали с нас любопытных взглядов.
Если бы они знали, что я еще ни разу не поцеловал Марико!
Может быть, потому что уважал ее? Наверное. А впрочем, не знаю. С Мицу все было куда проще. Я считал, что она ниже меня, и поэтому, соблазняя ее, не чувствовал никаких угрызений совести.
Марико была девушкой из другого мира. От нее зависела моя карьера. И я боялся потерять ее доверие. В сложившейся ситуации это означало стать посмешищем сослуживцев, а значит, впасть в немилость у начальства.
Но ведь я был молод и полон сил. Женщина мне была необходима. Когда я шел рядом с Марико, я еле сдерживал желание прикоснуться к ней или прижаться лицом к ее лицу. Когда в чайной ее колено касалось моего, я чувствовал, как меня охватывает дрожь. В трамвае, когда Марико вдруг прислонялась ко мне, я с трепетом вдыхал запах ее волос, ощущал упругую грудь.
Борьба, которую я теперь постоянно вел с собой, стоила мне огромных усилий.
— Хоть ты и говоришь иногда нехорошие вещи, Ёсиока-сан, на самом деле ты хороший и чистый человек, — сказала однажды в чайной Марико.
— Ты так думаешь?
— Да. Мне нравятся такие люди. С тобой я могу остаться допоздна и быть спокойной.
— Но я же мужчина. Я знаю, что, когда любишь, не нужно переходить границ. Это все говорят. А это для меня закон.
— Какой ты умный! Ты знаешь так много.
— Подумаешь! Я много читал.
Бедная Марико! Если б она знала, что за время нашей любви я два-три раза был у продажных женщин. Борьба с собой изматывала меня, я не выдерживал и шел туда, где мог получить то, чего я не решался просить у Марико.
Я делил женщин на две группы: одни существуют для любви, другие для удовлетворения желания. К первой группе относилась Марико, во вторую я включал уличных проституток и… девушек вроде Морита Мицу.
Иметь любимую девушку, с которой физическая близость пока невозможна, и в то же время ходить к продажным женщинам — я не видел в этом ничего зазорного и, уж конечно, не считал это предательством по отношению к любимой. Ведь молодые девушки вроде Марико не смогут понять физиологической потребности мужчины и сочтут ее грязной, непристойной, безнравственной. Такими доводами я убеждал себя в необходимости компромисса, на который пошел.
Однажды я провожал Марико, и по дороге мы зашли в чайную.
Марико сняла вязаную кофточку. Сквозь нейлоновую блузку просвечивали ее округлые груди, прикрытые маленьким лифчиком.